Николай Вирта: В одной стране: Заговор обреченных, Три года спустя [Пьесы]

Ганна. Спасибо, Магда, спасибо, милая…

Марк. Отец, познакомься с Магдой Форсгольм…

Пино. Очень рад.

Ганна. Вот, Пино, эта девушка была начальником разведки одного из партизанских отрядов.

Пино(потрясенный) . Гм… гм…

Магда(с вызовом) . Ну, что скажете, господин Пино?

Ганна. Магда!

Магда. Господин Пино, эти выстрелы — плоды политики правых социалистов. Да-да! Вашей политики, Пино!

Пино(в ярости) . Что она говорит? Что она говорит?!

Ганна. Сущую правду, Пино.

Из дома выходят Коста и Мина.

Мина. Доктор готов. Здравствуйте, ваша честь!

Коста. Это министр общественной безопасности Иоаким Пино, жена.

Мина. Ах, в недобрую минуту приехали вы к нам в гости, господин министр!..

Коста. А ну, мужчины, возьмем кресло.

Марк, Коста и Пино несут Ганну в дом. Мина идет за ними.

Потом Марк и Пино возвращаются.

Марк. Все будет в порядке. Ну, Магда, мне пора.

Магда. Я провожу вас немного. Я заведу машину и выведу ее на шоссе, хорошо? До свидания, господин Пино. (Уходит.)

Пино. Ты все еще сердишься на меня, Марк?

Марк. Не я начал эту ссору…

Пино. Жестокие времена, жестокие дети!

Марк. Отец, лишние разговоры — лишние страдания… Мы окончательно разошлись в наших взглядах, это надо понять…

Пино. Двадцать лет провести в изгнании, бороться, бороться ради вас, и вот награда за все…

Марк. Прости, отец, я не могу быть с тобой… Магда Форсгольм права: когда стреляют в коммунистов, стреляют в народ… Всей своей политикой ты готовил эти выстрелы.

Пино. Нет, мы были лучше в ваши годы, мы были человечнее, мы понимали нечто высшее… Обвинять отца! И в чем? Бог мой, весь век мне казалось, что я сею семена добра… Что выросло из этих семян? Раздор… И где? В моем собственном доме!

Марк. Если бы только в твоем доме… Во всем мире! Пойми, отец, во всем мире… Мюнхен — ваше дело, Гитлер — ваше дело, план Маршалла — ваше дело, новая война — тоже ваше дело, ваших блюмов и шумахеров, ваших даллесов и прочей нечисти с Уолл-стрита.

Пино. Что я слышу! Тому ли я учил тебя?

Шум машины. Входят Макс Вента и Христина Падера.

Вента. Что с ней?

Марк. Здравствуйте… Там доктор. Рана не опасна. До свидания. (Уходит.)

Христина. Слава богу! Я пойду к ней! (Уходит.)

Вента. Ужасное злодейство, Пино!

Пино. И в кого стреляли! В Ганну Лихта, всю жизнь отдавшую народу… Пусть она коммунистка, фанатик, как все вы, но ведь ею движет добро, только добро…

Вента(он устал и не очень хочет спорить с этим стариком, он знает — переубедить его невозможно. Но он знает также, что спорить с Пино надо, спорить до хрипоты, безжалостно) . Не делайте из Ганны Лихта добродетельную самаритянку, Пино. Верно: мы хотим добра, но далеко не всем. Народу — да. С врагами его Ганна была всегда беспощадна.

Пино. Вы не можете прощать людям их слабости, потому что не любите людей.

Вента. Нет, я беспрестанно могу повторять слова чеха Юлиуса Фучика: «Я любил вас, люди, и был счастлив, когда вы отвечали мне тем же, и страдал, когда вы не понимали меня».

Пино(отеческим тоном) . Людям, жившим иными идеалами, вроде меня, невозможно понять нас… Вы создаете анархию в умах людей. (С отвращением.) Газета, которую вы редактируете, распространяет безумие. Вы называете это любовью к людям? Ужасно! Вы разделили мир на две половины, вы только того и хотите, чтобы эти половины вцепились в глотку друг другу…

Вента(терпеливо) . Я слишком, уважаю ваши седые волосы, чтобы сказать все, что я думаю о вас.

Пино. Мы были всегда честны, редактор Вента.

Вента. Э, люди познаются на крутых поворотах, Пино, а они еще впереди.

Пино. Да-да! Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма, и вы стращаете им людей…

Вента. Ах, Пино, коммунизм давно перестал быть призраком! Да ведь и то сказать: для кого он страшилище, а для многих, для очень многих он сама жизнь… У него есть своя родина, свои армии, Пино…

Пино. И тюрьмы!

Вента. Да, потому что он окружен врагами. И даже здесь я вижу их — это вы!