Александр Павлов - Бесславные ублюдки, бешеные псы. Вселенная Квентина Тарантино

Многие интеллектуалы, которые хотят видеть в кинематографе социальные комментарии или что-то узнать о нашей жизни, чаще всего негативно высказываются о Тарантино за то, что он ориентируется исключительно на кино. Например, в статье с более чем показательным названием «Алиби искусства: что общего у Бодлера, Набокова и Квентина Тарантино» критик Роджер Шаттук в 1998 году, то есть спустя несколько лет после выхода «Криминального чтива», все еще поносил режиссера. По словам Шаттука, фильм не был сатирой на современную медиакультуру, напротив, прославлял, успешно распространял ее бессмысленное насилие и шутливость. Как уверял Шаттук, тарантиновская установка на то, что все представляет собой спектакль, теперь относится даже к нашей жизни: «Нет никаких доказательств того, что кино («Криминальное чтиво». – А. П. ) несет какой-то другой месседж», и потому «Криминальное чтиво» «в этом безразличном мире являет себя как форма аутизма» [47] Цит. по: Polan D. Pulp Fiction. London: British Film Institute, 2000. Р. 84. . Тот же упрек, но в более мягкой форме предъявляет режиссеру и Эммануэль Леви. По его мнению, Тарантино проигрывает, скажем, Линчу в оригинальности: в то время как последний берет свои истории из реальной жизни и обладает мощным воображением, первый черпает идеи из фильмов, книг и телевизионных программ [48] Levy E. Cinema of outsiders: Cinema of Outsiders: The Rise of American Independent Film. Р. 126. . Наконец, другие режиссеры, считающие себя выдающимися мыслителями, точно так же указывают на «пустоту» фильмов Тарантино. Когда в прокат почти одновременно вышли две экранизации Элмора Леонарда – «Джеки Браун» Тарантино и «Касание» Пола Шредера, последний заявил, что между ним и Тарантино большая разница. Шредер сказал, что ни много ни мало считает себя частью экзистенциалистской традиции XX века, в то время как Тарантино лишь «иронический герой». Пока экзистенциалист Шредер задается вопросом: «Должен ли я жить?» – ироник Тарантино отвечает: «Не наплевать ли?» [49] Цит. по: Polan D. Op. sit. Р. 81. . Едва ли можно найти более подходящую иллюстрацию того, как приверженцы великой традиции интеллектуализма не признают Тарантино.

Другие интеллектуалы просто не обращают внимания на режиссера. Например, философ Славой Жижек, который в своих рассуждениях постоянно ссылается, кажется, на все фильмы в мире, говорит и пишет о чем угодно, начиная с Чаплина и Хичкока и заканчивая Линчем и Финчером, ни разу не сослался на Тарантино. Почему он игнорирует Тарантино? Не любит? Или потому что к его фильмам тяжело приплести Гегеля, Маркса и Лакана? На самом деле Жижек смог бы это сделать, но до сих пор не сделал. Все потому, что Тарантино не только неудобен для интерпретаций, но также и контринтеллектуальнен. О Тарантино вскользь упоминал лишь хороший друг Жижека – лаканианец Тодд Макгоун в книге «Вне времени: Желание в атемпоральном кино» (глава «Темпоральность после конца времени в „Криминальном чтиве“», с которой автор начинает свое повествование [50] McGowan T. Out of Time: Desire in Atemporal Cinema. Minnesota: University of Minnesota Press, 2011. Славой Жижек в рамках рекламной кампании книги заявил, что с ее выходом Макгоун наконец стал «лидирующим теоретиком кинематографа в США». ). И, поскольку Тарантино олицетворяет контринтеллектуализм, возникают затруднения многих авторов с его интерпретациями. Проще всего обвинить его в «пустоте» и цинизме, сложнее – попытаться осмыслить его фильмы как фильмы без обращения к Делёзу. Поэтому худшее, что мы можем сделать в отношении анализа творчества Тарантино, – это попытаться описать его через философию Батая, Агамбена или кого бы то ни было еще.

Настоящий философ всегда готов признать, что, когда философия / философская традиция «не работает», нужно искать подход, чтобы объяснить феномен, который первоначально не во всем поддается объяснению. И потому можно сказать, что, с одной стороны, моя книга нефилософская, с другой – исключительно философская. Если угодно, это пример того, что может сделать философ в ситуации, когда философия бессильна. Вот почему я описываю свой подход не как теорию , но как исследование . И потому обычный анализ упоминаемых текстов Эдварда Галлафента, Адилифу Намы и Даны Полана мне куда ближе, чем агамбеновское прочтение «Джанго освобожденного». Тем самым я очерчиваю теоретико-методологическую установку настоящей книги – это исследовательская работа, но в определенных концептуальных рамках. Я концептуализирую ее как каноническую вселенную Квентина Тарантино в том смысле, в котором формулирует это культуролог Наталия Самутина – «официально авторизованная вселенная вымышленного мира» [51] См.: Самутина Н. Великие читательницы: фанфикшн как форма литературного опыта // Социологическое обозрение. 2013. Т. 12. № 3. . Чаще всего я пытался понять вселенную автора так, как он понимает ее сам, хотя в некоторых случаях, где это было необходимо, отступал от этой установки. Но в целом, в отличие от других авторов, я придерживаюсь идеи, что вселенная Квентина Тарантино существует, и далее я опишу ее основные черты подробнее. В рамках своего подхода я пользовался традиционными или общенаучными методами – это анализ источников, сравнительный анализ, попытка описать фильм / феномен в том или ином контексте, а также всевозможные интерпретации. Кроме темы «Вселенной Квентина Тарантино» я часто обращался к жанровому своеобразию фильмов режиссера, чтобы доказать его уникальность.