В семь лет меня уже обвиняли в воровстве, и чувство было немного похожее, но сильнее, ведь я любила этого человека. А тогда меня тоже обвинила преподавательница танцев в музыкально-театральной студии «Хобби центра», что якобы я что-то украла со стола, но она сама так и не поняла, что. Эти мысли её постигли тогда, когда я прятала в рюкзачке, состряпанную мамой, вафлю и незаметно кушала её, когда преподаватели занимались с другими детьми. Я не хотела, чтобы это кто-то видел, и когда заметила, что преподавательница идёт в мою сторону, я быстро спрятала вафлю в карман рюкзачка, а она подумала, что я взяла что-то со стола и раскричалась на меня. Я сказала, что ничего не брала, она не стала проверять меня, но для меня это было большой трагедией. После занятий бабушка забрала меня домой, всю дорогу я молчала, а дома резко расплакалась и рассказала всё маме, та меня немножко поругала за то, что я не сказала сразу об этом бабушке, чтобы она на месте там разобралась. Мы с ней вернулись в детский центр, бабушка поговорила с преподавателем, та даже извинилась, но в студию ходить я больше не стала. Она даже частенько встречала меня в центре на других кружках и звала обратно к ним в студию. Да, мне нравилось там заниматься, я там играла в спектакле «Муха Цокотуха» пчелу, роль моя пусть была не главная, но основная и ведущая. Ещё я там занималась хореографией и рисованием, а потом меня мама ещё записала на бальные танцы и в бассейн. Правда рисование и бальные танцы я потом оставила, потому, что время с кружками, на которые я хотела ходить больше всего, совпадало с другими. Помню, наша танцевальная студия открывала футбольный матч, мы выступали на настоящем футбольном поле, и сам танец был необычным, там использовался парашют, из-под которого мы выскакивали и танцевали. Мы много выступали и танцевали, но у меня не было ни одной фотографии, а только воспоминания, потому что мамина подруга Инесса не давала нам фотоаппарат, а больше спрашивать было не у кого, поэтому иметь свой собственный фотоаппарат была наша общая и заветная мечта.
Почему именно меня он обвинил в воровстве, ведь через его квартиру, известного человека на весь город, и даже за его пределами, проходило столько человек, порой с ночёвкой у него останавливались разные известные личности, писатели и журналисты из других городов. А он такой грех решил повесить на мои плечи. Он мне так доверял, давал деньги, чтобы в Москве я купила ему семиструнную гитару, которая в нашем городе не продавалась, и не купив заветного подарка, по причине того, что концертной семиструнной гитары не нашла, а с простой возвращаться не хотела, я до копейки вернула ему все деньги. Так же мама моя, находившись в Москве на лечении, высылала ему лекарства, которые в нашем городе не продавались. Я столько всего ему отдала, он мне сам не менее дал в жизни: подарил свой старенький, почти первый компьютер, ещё на дискете, чтобы я могла печатать на нём, что пишу, он даже посвящал мне стихи.
Все никак ни пьется, ни поется,
Впору убежать куда-то в лес,
То электростанция взорвется,
То взорвется скоростной экспресс.
То в Перми огня и дыма клубы
С треском завиваются, летят,
Там в ночном элитном самом клубе
Пареньки и барышни горят.
Мне автомобиль ломает ребра,
Тело боль теперь тупая рвет,
Смотрит на меня совсем недобро
Уходящий в вечность этот год.
Я тебе теперь желаю Настя,
Чтобы не болела никогда,
Чтоб не знала сроду ты несчастья,
Чтобы не взрывались поезда,
Чтобы шоколадные конфеты
Весело скакали прямо в рот,
Чтобы ела вкусные котлеты
В день рожденья, да и каждый год.
Не смогу я до стены китайской 1 1 «Китайская стена», – так назывался самый большой девятиэтажный дом в городе, в котором я жила. Он состоял из двенадцати подъездов и был очень длинным, поэтому имел такое название.
В день рожденья до тебя дойти,
На моем коне весь день катайся,
Будут пусть светлы твои пути.
Я так долго плакала, когда узнала об этом. Вначале меня терроризировала та женщина, при этом ни слова не говорила, ни о краже, даже намёка никакого не было, что я что-то сделала. Единственное, что я знала, что это что-то как-то связанно с Борисом Николаевичем. Но так как у нас с ним были настолько доверительные отношения, я и предположить не могла, что могло произойти что-то неприятное, что он мне сам ничего не сказал, поэтому ту женщину я и слушать не хотела! Разумеется, я попыталась сама выяснить у писателя, что случилось. Мы как раз с ним тогда давно не виделись, потому что я была в Москве, на телефонные звонки он не отвечал, поэтому я написала ему электронное письмо, на что он мне ответил, что он именно так считает. Я ему ответила, что никогда не прощу ему этого, и что Бог ему судья.
Читать дальше