Анастасия Суховерхова - 13 лет назад мне будет 13

Каждый проведённый момент в этом отделении был для меня мучительным, я ощущала себя в концлагере, не смотря на то, что персонально для меня было назначено специальное питание, потому что на тюремных баландах долго не протянешь. Пища была грязной, непромытой, противной, её есть было просто невозможно, но и спецпитание мне было не нужно, я вообще ничего там ни ела, а женщины, сидевшие рядом со мной, до безумия были рады двум столовым ложкам сухого творога и горошнице на обед. Накануне моего дня рождения мы прокололи мне уши гвоздиками, и в этом отделении они стали у меня гнить и кровоточить, и мама тайком приносила в сумке спирт и обрабатывала мне их. Так же она приносила мне в термосе покушать и попить, приносила конфетки, и вообще приходила каждый день, пыталась поднять меня силой духом, повесила над моей кроватью мои рисунки, заставляла заниматься математикой, чтобы отвлечься, хотя бы в её присутствии, сказала, чтобы я читала и занималась. Рассказывала, как продвигаются дела по поводу разговоров с главврачами и людьми из этой сферы, которые защищают права детей и человека, она даже звонила в Москву, обращалась к адвокату. Она всячески пыталась меня спасти и помочь мне, старалась не подавать виду, что ей тоже очень плохо и больно. Но когда приходила ко мне бабушка, она не могла сдерживать слёз, начинала плакать, следом за ней и я, это замечала заведующая отделением, и угрозой стращала меня, что, если я буду плакать, она не позволит приходить моей маме ко мне каждый день. Да, там не положено было к кому-то приходить, тем более каждый день, но мама и это выбила для своей любимой и единственно дочери. В том отделении нельзя было плакать даже от самой невыносимой боли, которая у меня была из-за воспаления мочевого пузыря и бронхита, которые я заработала в холодных стенах отделения. Я целую неделю не ходила в туалет по большому, впрочем, там и по маленькому сходить очень трудно было. Дверь перекрывала всю основную часть отделения, и выйти в туалет, а так же вернуться обратно, можно было только тогда, когда проходил мимо медперсонал. Мне приходилось терпеть двойную боль, потому что с воспалением мочевого пузыря в туалет ходить гораздо больнее, но это был не просто туалет, это была холодная газовая камера, так я её могла назвать. Не потому, что там кого-то держали взаперти, а потому что это была курилка, там текла только ледяная вода, и в моём представлении идти в туалет лучше в кусты, чем туда, даже если бы там никого не было, ни курения, не людей. Это помещение было тёмным и страшным с очень тусклым освещением, и я там просто задыхалась от обильного запаха курева, который расходился по всему отделению. Я просто не могла туда заходить, и даже мольбы моей мамы перед врачами, что мне тяжело там физически находиться, не говоря уже о моём душевном состоянии, они чёрство оставляли меня в этом отделении, да ещё и стращали. У этих людей не было души, веры в Бога, а точнее вера в Бога там под запретом вовсе, так же, как когда-то в Ленинские времена убивали за веру, то там, если ты веришь в Бога, то место в этом «раю» тебе обеспеченно пожизненно. Разумеется, я всё скрывала, а когда наступал вечер, перегороженная дверь открывалась, потому что врачи в пять часов вечера покидали отделение, а пациенты расходились. Я оставалась одна, уходила в глубину палаты к окну, падала на колени и начинала в страхе тайком молиться. Мой страх настолько усиливался при молитве, что меня смогут заметить, назначить ещё больше препаратов, от которых мне и без того было плохо, что меня оставят там надолго. Этот страх и молитва вызывали у меня сильные боли в душе, они были настолько сильны, что мне казалось, что та разорванная бомба в моей душе начинала гореть, а её острые осколки кололи меня изнутри, и я начинала плакать.

А боль дойдёт до сердца твоего

И жарким пламенем сожжёт она его,

И будешь жить ты без него.

Ты будешь счастье своё ждать

И с болью в сердце умирать,

Молитву Богу посылать!

И если счастье всё ж придёт –

Всю боль у сердца заберёт,

Со счастьем будешь жить всегда,

А боль не вспомнишь никогда!

Однажды ко мне приходила мама и заметила одного приходящего мужчину, видимо к кому-то из пациенток. Мама узнала в нём отца одной своей одноклассницы, но он её не узнал, потому что уже прошло много лет, да и мало кто обращает внимание на чьи либо лица, когда на свидание выделяются какие-то считанные минуты. Его дочь не смогла выйти к нему на свидание, мама моя к тому времени уже уходила. Я не знала, кто тот мужчина, но когда он стал расспрашивать медсестру о том, где и в каких условиях лежит его дочь, то я всё рассказала ему сама, за что, к счастью не поплатилась, получила лишь выговор от медсестры. Может, мне ничего не было от неё, потому что я была ребёнком, а может, и другие причины были. Но я поняла, что там лучше во всём держать язык за зубами, потому что твой, пусть и не при свидетелях разговор, не будет тайной.