Владимир Гуга - Фаина Раневская. Великая и непредсказуемая

Быстро собрав оставшееся добро, семья Фельдманов, отправилась в Европу на собственном пароходе.

«Бедный папа, он до утра просиживал в кабинете, прикидывая, куда лучше вложить, чтобы больше получить. Советская власть избавила нас от этой головной боли. Спасибо ей за это»

И Фаина осталась. Одна. В двадцать с небольшим лет. Так, в самом начале жизни великая актриса пережила психологическую драму, вероятно, сильно повлиявшую на ее характер и мировоззрение, – не успев остепениться и обрести более-менее жизненную устойчивость, она стала сиротой при живых родителях. Впрочем, так ли уж сильно травмировало ее расставание с близкими?

«Родители для сестры, – отметила в своем дневнике Изабелла Фельдман, старшая сестра Фаины Георгиевны, – были худшим злом, нежели революция. Она настолько ценила свободу, возможность всегда поступать по своему усмотрению, что предпочла этой свободе все – дом, благополучие, спокойную жизнь. Увы, от состояния отца остались жалкие крохи, но эти крохи позволяли жить, а не нищенствовать. Сестра сама оборвала нити, связующие ее со всеми нами» [1] Фельдман-Аллен И. Моя сестра Фаина Раневская. Жизнь, рассказанная ею самой. М.: Яуза-Пресс, 2014. .

После революции Фаина Раневская утратила не только семью, но и малую родину. В городе, где она появилась на свет и провела детство, актриса уже не могла жить – негде, да и не с кем. А между тем Таганрог связывал ее с величайшим земляком, невольно подарившим Фанни Фельдман ее будущий фирменный псевдоним – Раневская. Более того, спустя годы актриса будет с гордостью вспоминать, как ей посчастливилось лечить зубы у самого племянника Антона Павловича Чехова.

Анекдот от Раневской:

– Вы не еврей?

– Нет, что вы! У меня просто интеллигентное лицо!

Никакой бравурный патриотизм или идеологическая убежденность, конечно, не объясняют сверхрискованное решение Фаины Раневской оторваться от семьи. Много лет спустя, беседуя с Елизаветой Моисеевной Метельской [2] Елизавета Моисеевна Абдулова-Метельская (1908–1991) – актриса, жена актера Осипа Наумовича Абдулова. , актриса прокомментировала свою позицию: «Лизочка, не думай, что я, как моя тезка Фанни Каплан, хотела участвовать в революции. Февральской или Октябрьской. Но зато я точно знала, что не могу без России, без русского театра. Эти слова могу повторить вслух, даже на съезде коммунистов, только в партию их никогда не вступлю» [3] Гейзер М. Фаина Раневская. М.: Молодая гвардия, 2012. .

В те годы бегство еврейской молодежи из состоятельных семей в большое революционное путешествие, нередко заканчивающееся царской виселицей, белогвардейской шашкой или пулей в чекистских застенках, было явлением распространенным. Но Фаина Раневская бежала из семьи не в революцию, а в театр. Причем не в революционно-экспериментальный театр, вождем которого был Всеволод Эмильевич Мейерхольд, а в новый художественно-академический, основанный Константином Сергеевичем Станиславским. Выгодными внешними данными Фанни Фельдман не обладала. А если говорить начистоту, ее данные были не просто невыгодными, а катастрофическими: некрасивая, нескладно-высокая, заикающаяся и к тому же болезненно стеснительная. С таким арсеналом Фаина Фельдман решила начать служение Мельпомене.

Отец, узнав о затее Фаины, призвал ее посмотреться в зеркало и оставить дурацкие мечтания. Могло ли такое унижение пройти даром? Вряд ли. Разлука с родной семьей в итоге продолжалась сорок лет. Лишь в 1957 году Раневская решилась, а точнее нашла силы и возможность проведать свою мать, брата и племянника, живших в Румынии. И встреча состоялась. Раневской, на тот момент народной артистке РСФСР, лауреату нескольких высших советских премий, было шестьдесят с лишним лет. Она не видела родную семью более четырех десятилетий. Способно ли человеческое сердце выдержать такую встречу? Сердце Раневской оказалось способно.

«Я как старая пальма на вокзале – никому не нужна, а выбросить жалко»

В свете политической обстановки в России первой половины XX века неприкосновенность Раневской, советского человека, имеющего ближайших родственников за границей, удивляет. Но ее, к счастью, не только не тронули, но еще и сделали театральным орденоносцем. С чем это связано? Напрашиваются сами собой три объяснения. Во-первых, Фаина Георгиевна всю жизнь прожила классической бессребреницей – в случае ареста забирать нечего; во-вторых, она никогда не изменяла своей манере говорить людям прямо, открыто и очень жестко (а порой и жестоко) то, что она о них думает, а такая последовательная бескомпромиссность может заставить дрогнуть руку даже опытного палача; в-третьих, Раневская никогда не участвовала в партийных и светских играх, не елозила по ковру, устилающему карьерную лестницу, оставалась в стороне от любой политической деятельности, пускай даже отражающей «единственно верную генеральную линию». Кроме того, к счастью, она не связывала себя узами любви или дружбы с представителями власти и партии (как правило, высокопоставленное лицо совмещало обе эти ипостаси). А между тем в 1920-е годы за Фаиной Фельдман ухаживал не кто иной, как сам «хозяин Крыма» товарищ Бела Кун. Этого большевистского палача в свой черед расстреляли в 1938 году. Вместе с ним расстреляли бы и Фанни Фельдман, согласись та стать его подругой или женой. Впрочем, как говорится, история не знает сослагательного наклонения и все эти «бы» сейчас уже не имеют никакого значения. А значение имеет удивительный культурный феномен XX века, называемый «Фаина Раневская».