Сергей Соловьев - Те, с которыми я… Михаил Ульянов

Председатель

Председатель

Председатель

То есть с точки зрения идеологии получалось так, что без сильного, мощного, настоящего, мужественного, отчаянного и за все готового отвечать лично человека – ничего с Россией не поделаешь. И с точки зрения чистой идеологии это была, так сказать, реакционно-идеологическая картина. А мы сидели в этом прогрессивном ВГИКе, где мы понимали все «прелести» вообще либерального демократизма, и открыв рот смотрели на эти примеры личностного мужского бонапартизма.

Ульянов играл грандиозно. Причем он играл самую сущность русского мужика в России, который только один и может взять на себя ответственность за эту невероятную страну с ее невероятной историей. То есть если этот мужик вообще исчезнет из сознания русского народа, вообще повалится тогда и исчезнет все, потому что на кого-то нужно надеяться. Это очень странные идеи… Там есть какие-то философские теории, что мы, так сказать, евразийцы. И если в Европе идеи либеральной демократии, то нам обязательно нужен все-таки герой, этакий воин. Я не знаю, что нам нужно, но нам нужны вот эти люди, вот эти основательнейшие, честнейшие, чистейшие, настоящие люди, которым можно верить.

Председатель

Председатель

И мы во ВГИКе были совершенно не настроены на то, что нам сейчас Леша Салтыков промоет мозг и все мы станем верить опять в авторитарную власть. Ну мы, конечно, «сами», «сами по себе», «ладно там, как там с нами получится»… Главное, чтоб нас правильно и в правильную сторону вел какой-то правильный человек. Мы были все против этого, понимаете, всей душой были против. И мы сидели в зале и всей душой были за Ульянова. Потому что Ульянов играл нечто третье. Он играл мужчину, который может взять на себя ответственность за все. И мы ему верили. Вот это странный номер. Нам пытались «впихивать» этих мужчин, в которых мы должны были в связи с чем-то вдруг поверить в огромных количествах. Мы никому не верили, мы просто смеялись, понимаете? Почему мы верили Ульянову? Это была невероятная загадка. Это было сыграно на таком высочайшем уровне артистизма, который мы все забыли. Это тот самый великий артистизм личности, которым, например, обладал Жан Габен. Когда Жан Габен стоял и видел, например, несправедливость или ужас, ни одна мышца лица у него не дергалась, не изображала ничего. Но за всем за этим мы видели такую страшную сокрушительную мощь мужской личности, которая все переборет, все переделает и выйдет победителем.

Простая история

И такая же грандиозная история произошла тогда и с Ульяновым. Даже все артисты вокруг как бы преобразились, потому что они все стали играть какой-то другой уровень человеческого сознания. Они стали играть… ну, например, какой исключительный, артистический, немыслимой силы дуэт Ульянова и Лапикова! Невероятно! Вот эта сцена в березовой роще – это невероятное артистическое сознание!

Ульянов после этой картины стал не просто всенародно известен. Так было устроено кино тогда, и так устроен наш народ, что мы были склонны верить: что играет человек на экране – то и есть он сам. Поэтому испытывали к Ульянову уважение и любовь, причем любовь абсолютно семейную. И самое главное – надежду на него. И где бы ни появлялся Ульянов, всегда люди к нему шли с какими-то своими болячками, трагедиями, со своей неустроенностью. В надежде на то, что уж «он-то сделает все», «он-то не подведет». А он-то, Михаил Александрович Ульянов, был человек с очень непростой, с очень сложной, ранимом душой и российской судьбой.

Он из маленького сибирского городка, ну очень красивого. Приехал из очень простой русско-сибирской семьи, как и тысячи приезжают завоевывать Москву. Ну прочитал хорошо «Вороне Бог послал кусочек сыра…», еще что-то там такое прочитал, и его взяли не куда-нибудь, а в Щукинское училище. А закончив Щукинское, его взяли не куда-нибудь, а в Вахтанговский театр, и к нему хорошо относился не кто-нибудь, а сам Рубен Симонов – человек-легенда. И вот при всем при этом хорошем отношении в течение не то шести, не то восьми лет Михаил Александрович в великом Вахтанговском театре, в центре великой Москвы, под руководством великого Симонова не играл вообще ничего.