Виталий Мельников - Жизнь. Кино

– Он больше по комнатам Марии Федоровны гуляет, – сообщил охранник, – здесь почти все сохранилось – ему здесь привычней. Да и любил он ее, – вздохнул стражник.

Культ Павла экспансивно поддерживал Виктор Сухоруков.

– Недооцениваете вы Павла Петровича! – укорял он меня. – Обратите внимание: как только мы снимаем в Екатерининском дворце, идет брак за браком! Это все Катькины штучки! Ненавидит родного сына! А вот у нас в Павловском, тьфу-тьфу, – все слава богу! Погодите! То ли еще будет! – наступал Виктор. – Павел Петрович себя еще покажет!

Действительно, многие случайности, происходившие на наших съемках, я до сих пор объяснить не могу.

Одними из самых сложных, многолюдных и дорогостоящих были съемки плац-парада перед гатчинским дворцом. Военные поставили условие – снять парад в течение одного светового дня. За это время нужно было доставить из Питера несколько сот человек, одеть их в причудливую форму павловских времен, наклеить им усы и косички, тщательно отрепетировать все построения и маршировку, а потом на фоне общих солдатских перестроений успеть еще и снять игровые сцены с артистами. Дело было зимой, но плац перед дворцом был бесснежным и невыразительным. С этим мы уже смирились – что есть – то есть. Затемно началась подготовка, потом репетиция-построение. Уже светало. Я увидел вдруг, как через площадь ко мне бежит Виктор Сухоруков.

– Вот! Что я вам говорил? – кричал еще недогримированный Виктор и показывал на черную снежную тучу, которая надвигалась на плац. – Павел Петрович свое дело знает! – кричал Сухоруков.

Повалил снег, пушистыми киношными хлопьями. Через полчаса плац преобразился. Перед камерой возникла живая картина, достойная кисти Бенуа. Возбужденные внезапным преображением плаца, музыкой, развевающимися штандартами, чудесно воскресшим зрелищем прошлого, все действовали с особым подъемом и ответственностью. После заключительной команды «стоп» снег прекратился. Если бы это была единственная странность, ее можно было как-то объяснить!

Но вот еще одно совпадение. Мы долго не знали, как нам снять строящийся Михайловский замок. Предлагали и макеты, и дорогостоящую компьютерную графику, но как убедительно показать грандиозное по тем временам строительство, да еще по этапам, мы не понимали. Питер готовился в то время к своему трехсотлетию. В один прекрасный день мы обнаружили, что фасад дворца обстраивают лесами. Потом, по какой-то причине, реставраторы обнажили фундамент, и вокруг дворца возник котлован. Так перед нами явился «строящийся» Михайловский замок. Осталось только населить леса строителями, а котлован заполнить землекопами. Это уже было в наших силах. И опять в эту ночь съемок шел обильный, медленно падающий снег. Он, как символ времени, торжественно укрывал прошлое. Когда через неделю в залах дворца начались росписи потолков, мы уже и не удивились, а просто переодели современных маляров и реставраторов в соответствующую одежду.

Мои взаимоотношения с Янковским складывались непросто. Нам до этого никогда не приходилось работать вместе, и он осторожно ко мне приглядывался. К роли своей он тоже еще приспосабливался. Янковский придирчиво искал мотивации поведения своего персонажа. Ведь если Пален готовит заговор на жизнь императора, то знает, ради чего он рискует. И зритель тоже должен это понимать. Словесные аргументы и декларации тут не убедительны – нужны конкретные, человеческие мотивы, а они рождаются у Палена только из наблюдений за Павлом, только в процессе оценки противника. Следовательно, чем больше компрометирует себя Павел в глазах Палена, тем понятнее и справедливее выглядят намерения и поступки самого Палена.

Янковскому как актеру важно было «накопить негатив» на Павла, а для меня – и тот, и другой герой, по-своему, правы. И чем убедительнее правота каждого, тем сложнее, трагичнее действие. Янковскому предпочтительнее было фиксировать отношения с Павлом в каждом отдельном случае – эпизоде. Мне же важно было выстроить процесс во времени и добиться того, чтобы отношения между Паленом и Павлом как бы пульсировали: доверие – сомнение, агрессия – жалость. Только к заключительным сценам фильма мы, можно сказать, выстрадали взаимопонимание. Там у нас все вроде бы получилось.

Работа в кино хороша тем, что после всех тягот и неприятностей, в памяти сохраняется только хорошее и уже через месяц даже самые тяжелые съемки кажутся веселым праздником. Начались премьеры, дальние и ближние поездки, встречи со зрителями. Была хорошая пресса, премии и награды актерам, членам группы. Сухоруков на каждом фестивале трогательно благодарил лично Павла Петровича Романова за содействие и поддержку. Меня больше всего радовало то, что завершение трилогии тоже приближается.