Вадим Радаев - Смотрим кино, понимаем жизнь - 19 социологических очерков

Герой 80-х тихо слонялся, ничего не предпринимал и впадал в состояние аномии, отстраненности от общества. Герой 90-х, напротив, очень деятелен, можно даже сказать неистов. Но у него возникают свои проблемы, которые можно охарактеризовать как ситуацию самоотчуждения, когда человек собственными активными действиями порождает внешние, чуждые ему условия, которые подчиняют и порабощают этого человека. Ты продолжаешь сам, чем дальше, тем больше, воспроизводить то, что тебе в принципе не нужно и внутренне чуждо. Страдаешь от этого, но не можешь остановиться, все больше загоняя себя в угол.

Когда вокруг человека возникает ценностный вакуум, он не может существовать долго и должен чем-то заполняться. Реформенное десятилетие 1990-х годов не просто открыло массу новых возможностей, произошло своего рода «освобождение», снятие всяческих границ и всякой «искусственности», навязываемой по инерции старшими поколениями в советское время. Теперь ты можешь делать чуть ли не все, что хочешь. Произошло своеобразное освобождение человеческого «естества» и первозданной натуры в виде репрессированного ранее эгоистического интереса, который десятилетиями находился под замком или камуфлировался, не признавался. А теперь ты волен следовать своему интересу – в том числе зарабатывать и обогащаться.

Можно сказать, что в момент крушения советского общества состоялась попытка выпустить на свободу, как джинна из бутылки, так называемого экономического человека – рационального, независимого, эгоистичного и материалистичного. В своем предельном состоянии это человек без серьезных социальных и культурных ограничений, без навязчивых социальных связей, не обремененный прошлым и не заботящийся о будущем [24] Подробнее об этой модели см.: Радаев В.В . Экономическая социология. М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2008 (2005). Гл. 1; Автономов В.С . Модель человека в экономической науке. СПб.: Экономическая школа, 1998. . Он принимает автономные решения «с чистого листа», руководствуясь лишь собственной выгодой. Наш герой становится живым воплощением этой модели.

Итак, пришло время поистине бешеных заработков. Как говорит наш главный герой: «Деньги не считаю, складываю в коробки». Правда, не совсем ясно, что с этими деньгами делать, ибо потребности еще не развиты (это произойдет намного позже) и они не поспевают за обрушившимися на человека материальными возможностями. Отсюда делаются совершенно бессмысленные вложения – и с экономической точки зрения, и с позиций здравого смысла. Один герой покупает самолет, другой – трехпалубный пароход, где пьянствует с друзьями, третий приобретает киностудию, не понимая решительно ничего в кинопроизводстве. Иван Ворошилов покупает целый водный стадион с намерением сделать из него виповский клуб на 2000 человек. Хочется развернуть что-то масштабное, выходящее за границы обыденного, мучает смутная жажда чего-то высокого, запредельного. На смену хроническому дефициту и лишениям юности приходит возможность реализовать самые смелые и даже дикие мечты.

Но тут же возникает вопрос: зачем все это делается и покупается? Никто из наших героев не знает и не может дать вразумительного ответа. Просто «все всё покупают», нужно куда-то девать лихие деньги. А что с этим купленным делать – не очень ясно.

И вскоре оказывается, что материальные блага как таковые в общем-то нашим героям не нужны. Они могут купить все, что захотят, но они еще не научились по-настоящему хотеть, не накопили культурный капитал, который позволяет тратить деньги осмысленно и с удовольствием. Возникшие в их поле зрения новые предметы и практики еще не встроены в их габитус (предрасположенности и восприятия), который сформировался в годы советского вынужденного аскетизма и во многом остался прежним. Обратим внимание на то, что новенькая квартира Ивана пуста, если не считать самого современного компьютерного оборудования. Купленная дорогая мебель даже не распакована. Он ограничивается тем минимумом бытовых условий, к которым привык еще в годы проживания в студенческом общежитии. И больше ему, по крайней мере, пока, ничего не нужно.

Разукорененный эгоистический интерес без других сдерживающих мотивов и без социальных связей быстро начинает подрывать самого себя. В своем чистом виде он не просто отвратителен, но элементарно слаб. Голый материализм на деле оказывается хрупким, если под ним нет какого-то иного, более прочного основания. Ведь материальные ценности обретают настоящее значение только в привязке к чему-то более важному – к другим людям, к какому-то важному делу или содержательному смыслу. Вне социальных связей и содержательных идей они оказываются подвешенными, бессмысленными. А естественные, как порою кажется, эгоистические влечения, не имея существенного противовеса, неумолимо влекут человека к саморазрушению.