Натали Деген - Я проснулась в хорошем настроении…

уютно, а меня одновременно выжигал жар и покрывал озноб.

Мне показалось, что меня вытолкнули чужой, грубой рукой в бесконечный

тоннель, освящённый искусcтвенным светом, где я не принадлежала самой

себе, а оказалась внутри огромного потока машин, не замечающих меня. Я

поняла, что мне не остаётся ничего другого, как бежать, бежать так быстро,

насколько могу, чтобы вырваться отсюда.

Я бежала по незнакомым мне улицам, едва различая гул сирен и резкий

визг тормозов, доносящихся будто из другого, далёкого мне мира. Бежала,

расталкивая удивлённые, равнодушные и осуждающие меня взгляды

прохожих, деревьев и собак. Всё вокруг было не моим, а чужим, и этот

чужой мир сопровождал меня своим безразличным вздохом и

укоризненным покачиванием головы.

Но вот, наконец, моя улица, мой дом, ступени моего подъезда, моя кухня,

моя аптечка, мои таблетки, все, все какие в ней есть, стакан воды, вода, ещё

вода…И ти-ши-на…

Хоронили меня, как и положено, на третий день. Хотели сразу отвезти на

кладбище, но муж настоял на том, чтобы гроб с моим телом переночевал в

доме. Я лежала внутри него в своём любимом узком платье, бледная и

подкрашенная чужою рукой.

Народу было много, все плакали и вспоминали меня, а я стояла здесь же, в

сторонке, жалела их и не могла ничем помочь. Нина сидела возле моего

гроба, по бабски подвывала и внимательно следила взглядом за моим

осунувшимся мужем. Мне стало обидно: меня ещё не похоронили, а на

мужа уже глаз кладут. Вся квартира пропахла парафином и чадом кадила.

Сухой и скрюченный, как старый виноградник, давно живущий в своём

мире отец Андрея сидел на кухне, не понимая происходящего. Люди, не

разуваясь, входили и выходили, оставляя на полу грязные размытые следы.

Земля в этом холодном феврале была конечно твёрдая, как камень, двое

молодых розовощёких парнишек чертыхались, врезая в неё свои лопаты.

Не знаю почему, но мне стало приятно, что мою могилу роют они, а не

пара каких-нибудь пьяных биндюжников. Вместо романтического ужина на

двоих в моём любимом ресторане гуляли мои поминки.

Мой муж подъехал к подъезду, cтал тяжело, как измождённый старик,

подниматься по ступеням, забыв закрыть машину. Почему он один?..

Подумала я. Он подошёл к нашей квартире, дверь была приоткрыта, он

распахнул её, на пороге стояла лохматая, но трезвая Ленка в подоткнутой

по бокам юбке.

–Проходи…– пригласила она и аккуратно постелила половик возле порога.

Только что вымытый ею пол пах чужой половой тряпкой.

Ленка помялась у двери, не зная, что сказать.

–Ну, я пойду?…– нерешительно спросила она.

–Спасибо, Лена,– ответил мой муж, так и не заметив чистого пола.

Он сел, не снимая пальто, на диван в гостиной, внимательно изучил мою

фотографию, стоявшую в тёмной рамке напротив, и закрыл своё лицо

руками.

Не знаю, спал ли он вот так, сидя в одежде всю эту ночь, но не свет утра, а

тревожный и продолжительный звонок в дверь, заставил его подняться.

– Привет…– сказала она.

– Привет…– ответил он.

Она уже вознесла ногу над входом в наш дом, но он остановил её.

–Марин, не надо…Тебе сюда нельзя…– вдруг сказал муж, загораживая

собою проход.

–Значит, мне к тебе нельзя?..– опешила она. – Ну, а сколько мне ещё ждать,

когда ты придёшь ко мне?..

–Не знаю…Я больше ничего не знаю…– ответил он и беcсильно остановил

свой взгляд на двери, будто ища ответа.

Через пару дней Ленка позвонила к нам, потом забарабанила. Муж не

открывал. Она стучала, била ногами и грозилась вызвать милицию.

Вдруг дверь распахнулась, на пороге стоял мой муж всё в том же пальто, с

истерзанными, одинокими глазами и трёхдневной щетиной.

„Ты что, тут помирать собрался? Не жрёшь, не моешься! Пальто неделю не

снимаешь! Собаку свою забирай и гулять иди! Ты что, думал, я её на

совсем забрала?“

Уже нечаявший увидеть хозяина Байрон радостно кинулся на мужа.

„Ты слышишь, что я тебе говорю? Гу-лять! Гу-лять иди!“ – кричала будто

глухому Ленка.

Байрон то остaнавливался, то неожиданно срывался с места, таща за собою

Андрея. Муж то стоял как вкопанный, то послушно перебирал ногами, едва

успевая за Байроном, потакая всем собачим прихотям. Я смотрела на мужа

и не узнавала Андрея. Мне было жаль егo. Он сильно постарел. Ведь

старость – это не результат пройденного пути, а душевное состояние.

Я гуляла с ними по парку, они останавливались на дороге, а я с боку от