Валентин Гуржи - Поселок

кабинет. Андрей знал – не работает. Пришелец смолчал – значит, не знал. А не знал, потому,

что он чужой. С другой планеты… Настала минута спросить его об этом. Андрей еле

сдержался от сильного желания увидеть его лицо, когда он, отвечая ему на вопрос, обернется.

Делать это было опасно и глупо. Можно было спугнуть милицейской формой. Пришлось

ограничиться тщательным рассматриванием спины «инопланетянина», отметив его не очень

холеные брюки цвета «хаки», совсем недавно изрядно помятые и подпачканные внизу,

97

кроссовки и темно-серого неизвестного названия одеяние, выглядывающее из-под полы

белого халата.

Наконец дверь открылась, из комнаты вышла медсестра Анечка. Она ушла в глубь

коридора, не взглянув на ожидающих. В комнату зашел по праву очереди Пришелец. Не

обернулся. Теперь-то, если Андрей его дождется… Куда денет он свое лицо? Спрячет в карман

халата? И так пойдет, как всадник без головы?..

Но искушать судьбу Андрей не стал. Когда мужчина вышел, он уже стоял в открытом

санитаркой по его просьбе туалете, наблюдая за ним в щели двери. Вел себя пришелец, как и

до этого, – скованно, не оборачиваясь, – показал спину и… то, что было ниже пояса, повергло

Андрея в шок: все нижнее принадлежало женщине. Вместо брюк – голые вполне телесного

цвета незагорелые женские ноги. Спина оставалась такой же безобразно широкой и бугристой

– мужская. Стало непонятно кто – Он или Она – Пришелец? И Андрей назвал его «Оно».

Оно неожиданно повернуло в сторону реаниматорской. Теперь Андрей последовал за ним.

Были все основания задержать подозреваемого. Андрей уже приближался на расстояние,

допускающее выгодную позицию, но Пришелец неожиданно открыл дверь реаниматорской и

как хозяин вошел во внутрь. Андрей шагнул следом. Подозреваемый даже не обернулся,

остановился напротив кровати Юрия Владимировича, вынул пистолет с глушителем. Два

тормозящих действия на секунду смутили Андрея: разве, пока он выслеживал преступника,

больного прооперировали и уложили в постель? – под простыней топорщилось его тучное

тело и голова. А может, нет?

Андрей выхватил оружие, приказал:

– Стоять! Милиция!

Но Пришелец даже не дрогнул. Создавалось впечатление, что он глухой и, не раздумывая,

произвел два выстрела в накрытого простыней больного.

Действия убийцы показались нереальными. Ошеломленный Андрей не мог шевельнуть ни

одним мускулом. Происшедшее своей невероятностью парализовало сознание. Пришелец

хладнокровно спрятал пистолет, меланхолично повернулся и, не глядя на охранника, пошел

мимо к выходу. И тут, наконец, Андрей увидел его лицо. Это была Надя…

*

Надя аккуратно вынула капроновую трубочку капельницы из иглы, приклеенной

пластырем к руке Юрия Владимировича, и в ожидании посмотрела на Владимира

Максимовича.

– Везите, Наденька, – впервые назвал он ласково в присутствии медперсонала. И Надя

знала – почему. У него было моральное право на это: операция прошла очень удачно и в этом

была ее необычная заслуга. – Я пришлю вам на помощь девочек. – Спасибо вам и всем… –

добавил он, покидая операционную.

Гордость и неловкость, два противоположных чувства одновременно овладели ею,

побоялась поднять голову и посмотреть в глаза всем, кто, так же как и она, операционная

сестра, заслужили похвалы доктора. Выкатить Юрия Владимировича в длинный коридор

отделения ей помогли анестезиолог, и даже терапевт и только тут она заметила охранника. Он

стоял у прохода в операционную и со страхом смотрел на нее.

– Что случилось, Андрей?

Он с досадой встряхнул головой, что означало, как ему это все надоело, все эти странности

в которых не так просто разобраться здесь в этом доме жизни и смерти.

– Надя, это вы?

Надя настороженно окинула его.

98

– А что, разве не похожа? Пойдемте, Андрей, – сказала она, – поможете его перенести на

кровать. И там мне расскажете, что случилось.

– Хорошо, Надя, – он послушно присоединился к каталке и пока не прибыли в палату,

упорно молчал. На его лице мельком Надя заметила испуг в ожидании чего-то неприятного, и

в то же время – любопытного.

Дверь в палату он открыл только после повторной Надиной просьбы, с тяжестью, словно

это была не высушенная годами стабильной температурой сосновая, а массивная

многопудовая с двойной противовзрывной оболочкой бункерная дверь. «Ничего себе!», –