Евгений Чепкасов - Триада

На линейке было очень празднично: много букетов, бантов, кружев и оборочек, галстуков-бабочек… Оглядывая нарядных сверстников, Женя вдруг понял, что цветы в букетах мертвы, а банты и галстуки-бабочки никогда не взлетят, взмахнув крылышками: они насмерть пришпилены, как в коллекции, а кружева и оборочки очень похожи на растительные венки и гирлянды, но они даже мертвее, чем цветы в букетах: они не могут увянуть… Однако это царство смерти, внезапно открывшееся мальчику, не испугало его, а заставило призадуматься. «Жизнь и смерть – подружки, – понял Женя. – Они ходят, взявшись за руки». Он рассудил, что подружки помогают одна другой: на фоне мертвого жизнь выглядит живее – как сейчас, а если кто-нибудь умирает не понарошку – это уже жизнь помогает смерти, это грустно… Так или почти так думал Женя Солев, стоя на линейке в ряду первоклашек.

Между тем директор, седой и щекастый, говорил что-то длинное и ободряющее, потом дети, постарше, чем Женя, танцевали под очень громкую музыку, затем совсем большие одиннадцатиклассники пели грустную песню про школу и читали стихи… Учителя – взрослые дяди и тети – стихотворно клялись, что будут хорошо относиться к ученикам. «Клянусь транспортиром, указкой и мелом, – мысленно повторил Женя вслед за учительницей математики. – Транспортир – это, наверное, машина. Мы ездим на общественном транспорте, а у нее есть собственный транспортир…» После учителей клялись родители, причем одна чья-то мама полностью произносила клятву, а остальные только соглашались. Например, она клялась, «детей баловать иногда» или «готовить вкусные блюдá» и спрашивала: «Да?» – «Да!» – отвечали родители хором, а Женя загибал очередной пальчик. «Двенадцать, – подумал он, когда клятва окончилась. – Как в Символе веры».

Но до конца торжества Женина серьезная сосредоточенность всё-таки не продержалась: она бесследно расточилась при виде финального акробатического номера, и мальчик засмеялся, и захлопал в ладоши. Да и разве можно было удержаться от смеха, если маленькая девочка оседлала большого дядю, да еще и звонит при этом в красивый медный колокольчик… А дядя – укрощенный, не взбрыкивает, лишь отклоняет голову в сторону от шумной наездницы и так и рысит по внутренней границе школьного каре, с головой набок…

С линейки первоклашки шли парами, а взрослые, сопровождавшие их, держались неподалеку. Женя опять был в паре с Сашей, совсем как в детском саду, только теперь маленький отряд возглавляла не тетя Тамара, а учительница Лидия Михайловна. Глянув на нее, Миша Солев оценил: «Молодая, некрасивая, добрая», – и вспомнил свою первую учительницу – кругленькую строгую старушку, поставившую ему «кол» за непростительную ошибку в слове «жизнь».

Миша с матерью и отчимом шли в потоке родителей, параллельном потоку первоклашек. Софья Петровна спокойно улыбалась, а Виктор Семенович был серьезен и досадовал, что его рука с видеокамерой подрагивает. «Жалко, что Соня снимать не умеет, – думал он. – И чего я психую?.. Школа – хорошая, учительница – хорошая, сын – хороший… Первенец – вот и психую!..»

Рядом с Солевыми шли родители Саши – шапочные знакомые по детсадовским мероприятиям. «Хорошо, – думали родители обоих мальчиков, так что родительские мысли образовывали слаженный квартет. – Хорошо, что у нашего уже друг есть в классе. Попроще ему будет…» А если прибавить к родительским мыслям мысли самих Жени и Саши, вполне довольных тем, что будут одноклассниками, то получится уже не квартет, а секстет, что ли… «Наверное, секстет», – решил Миша Солев, придумавший эту музыкальную метафору.

Еще Миша думал о букетах: директор был попросту погребен под ними, да и Женина учительница едва волокла цветочную охапку. Куда их девать, спрашивается?.. Священники, например, солили пасхальные яйца в бочках, так что добро не пропадало, ну а тут-то не засолишь… К тому же, когда много цветов, от запаха задохнуться можно – какая-то классическая героиня так с собой покончила…

Между тем маленький отряд под предводительством Лидии Михайловны и в сопровождении почетного родительского эскорта достиг дверей класса, вошел в него, и учительница свалила букеты на свой стол, произнесши при этом что-то вроде «Уф!». «Еще бы не «уф»!» – мысленно усмехнулся Миша, наблюдая за происходящим через дверной проем. Почетный эскорт превратился в почетный караул: взрослых в класс не пригласили.

Перепрыгивая с квадрата на квадрат, по направлению к слову «рай» и в обратном направлении, Женя вспоминал длинную клумбу с рыжими бархатцами и кистястыми рябинами, протянувшуюся вдоль школы. В детском саду тоже росли бархатцы, и на них очень любили садиться оранжево-черные «жужи», отличавшиеся от всяких разных пчел, ос и шмелей отсутствием талии и добродушием. Если подкрасться к «жуже» так, чтобы тень от твоих ладошек не упала на нее, а потом схватить цветок, осторожно высвободить пленницу и держать ее пальчиками за спинку и брюшко, то «жужа» будет громко и обиженно жужжать, щекотно обнимать пальчик лапками, но никогда не укусит. Школьная клумба оказалась намного длиннее детсадовской, и непуганые «жужи» сидели на ней в огромном количестве: видимо, здесь их никто не ловил.