Евгений Чепкасов - Триада

Свободный и гордый, я стоял в церкви и наблюдал. Видел глухонемых. Они вместе со всеми плыли по молитвенному ветру. Они не слышали его, но зато ощущали. Им, может быть, даже проще. Зачем слышать ветер?..

Женщина кланялась чуть-чуть: мешал живот. Значит, еще не родила. И младенца еще не крестили. Как же тогда мой сон про Иоанна? А вдруг сбудется? Я сам не понял, почему сонная нелепица должна вдруг сбыться. Но взволновался, словно получил подтверждение этому.

И стал я фантазировать, что родится Иоанн здоровым, слышащим и глаголящим. И подумает Иоанн: «За что же Бог так поступил с родителями моими? Почему они не слышат и не глаголят?» И прочитает Иоанн в Евангелии о глухонемых бесноватых, о бесе немом и глухом. Вышел бес – исцелился бесноватый, услышал и возглаголил. И подумает Иоанн о чем-то, о чем-то подумает. Если я это вижу, то Бог и подавно видит. Это испытание похлеще моего, и приготовлено оно Иоанну еще до рождения. А если он не выдержит – и вроде меня, во все тяжкие?

Мне стало жаль Иоанна.

И вдруг я почувствовал себя крайне неуютно: ведь мать есть не только у Иоанна. Но и у меня. Была. Новопреставленная Софья. Ходит теперь по мытарствам. И бесы взыскивают с нее по моему списочку. Говорят ей: грехов такого разряда у тебя вон сколько, смотри на чашу весов. Кидай-ка, говорят, на другую чашу добрые дела, иначе мы тебя в ад скинем. Страшно душеньке. А я стою в церкви и ничем ей не помогаю. И кому теперь должно быть стыдно? Богу, потому что я Ему назло грешу? Или мне, потому что я мать предаю?

Насчет Бога не знаю, но мне было очень стыдно. Я заказал Сорокоуст, хотя его, кажется, кто-то из родственников уже заказывал. Кашу маслом не испортишь. Теперь уже наверняка кто-то хороший, кто-то достойный будет сорок дней молиться об упокоении новопреставленной Софьи. А я креститься не буду, раз уж зарекся. И свечку к Распятию не поставлю. Пусть уж лучше другие. Стыдно, очень стыдно, но иначе нельзя.

Вот уж и причащают. Пойду-ка я отсюда.

Дома было очень пусто. Как в открытом космосе. Как в безвоздушном пространстве. И никуда эту пустоту не деть, даже если вечеринку устроить. Мерзость запустения… Но вечеринка – это идея, раз уж решил жить по списку. После вечеринки в списке появится куча плюсов. Вечеринка – это идея.

Если совсем честно, то друзей у меня нет. Есть знакомые одноклассники, одногруппники, родственники, а с соседями я не знаком. Исключаем родственников и соседей. Одногруппников всего двое, остальные – одногруппницы: такой уж факультет. И ну их, этих двоих: мне с ними еще учиться. Значит, одноклассники. Они периодически собираются вместе и обкуриваются. Это мне известно. Можно устроить, как у америкашек делается, судя по фильмам. Смешанная компания, выпивка и травка, траханье по углам. Можно устроить с меньшим размахом и не за мои деньги, но с теми же грехами.

– Идея хорошая, – согласился одноклассник. – Но я не понимаю, зачем тебе это. Или ты изменился за полтора года?

– Считай, что собираю материал для рассказа. Территория моя, вся фигня в складчину, с девчонок можно поменьше взять или вообще на халяву… Девчонки – не обязательно наши, но чтобы парность была. И мне какую-нибудь тоже, посговорчивее и не крокодила… Материал для рассказа.

– Искусство требует жертв, я понял… А не обидно будет, если лажа получится? Жертвы принесешь, а напишешь лажу…

– Плевать я хотел на эти жертвы.

– Тогда другое дело. Ты изменился, чувак.

– Принимай гостей.

– Проходите.

– Ты один дома?

– Да. И не будет никого. Можете хоть ночевать.

– Круто.

Они прошли. Три одноклассника и четыре девушки. Девушки незнакомые. Точнее, мне не знакомые. Ничего так, не крокодилы. Одна, кажется, малолетка. Вскоре выяснилось, что она-то мне и досталась. Восьмиклассница, как у Цоя. «Ты любишь своих кукол и воздушные шары». Нет, не восьмиклассница, просто имидж такой. Совершеннолетняя, Светой зовут. Верю – почему бы не поверить…

Классе в пятом, помню, я на каком-то концерте сел рядом с девчонкой. И сказал другим пацанам, что девчонки тоже люди. Это было очень смело. Сесть рядом с девчонкой считалось позором для пацана. Но после этого случая одноклассники посмотрели на меня с уважением, а на девчонок – с интересом.

В старших классах я как-то зажался. Может быть, потому что прочитал у апостола Павла о блудниках. О том, что тела наши – члены Христовы. И что соединяясь с блудницами… Это было страшно. И я слушал треп одноклассников об их любовных похождениях не с завистью, а с ужасом. «Отниму ли члены у Христа, чтобы сделать их членами блудницы? Да не будет!» А одноклассники смеялись надо мной.