Помещение было узкое и довольно длинное – почти коридор. В наружной стене этого коридора были дверь и окно, вдоль стены располагались стол с весами и больничные откидные сиденья. Во внутренней стене коридора были проделаны четыре окошечка с перспективно скошенными краями, наглухо закрытые изнутри черными, почти печными заслонками. Чтобы окошечко открылось, следовало нажать вмонтированную в стену кнопку звонка, а кому в какое окошечко звонить, было понятно из надписей над этими амбразурами: «окно для справок», «окно для оформления свиданий», «прием продуктовых передач», «прием вещевых передач». Помещение-коридор оканчивалось массивной железной дверью, возле которой кучковался первый эшелон пришедших на свидание; вскоре они исчезли за дверью, и сразу стало свободнее.
Около стола с синими базарными весами хлопотали те, кто принес продуктовые передачи. Гирь для весов не было, поэтому в качестве противовеса использовали килограммовый пакет с пряниками: на малой чаше весов – пряники, на большой – толстая уродливая каталка армавирской колбасы. Взвесили, внесли в опись передачи, утерли пот – дальше… У краешка стола стояла красивая девушка и извлекала из блока пачку за пачкой дорогие сигареты, отработанным движением вскрывала пачки и высыпала сигареты в полиэтиленовый пакет; пакет постепенно наполнялся, а рядом лежал еще непочатый блок.
Подумав, что смотреть на людей так подолгу нехорошо, Гена стал изучать настенную информационную печать. Он с любопытством прочитал перечень продуктов и вещей, запрещенных и разрешенных к передаче, ознакомился с порядком передачи и уголовной ответственностью за незаконную передачу… Далее шло объявление, заставившее Гену улыбнуться: «С 1 апреля 2001 г. запрещается прием мисок от граждан для передачи подозреваемым, обвиняемым и осужденным». Типа того, первоапрельская шутка… Но через некоторое время читать на стенах стало уже нечего, и Валерьев от скуки возобновил свои наблюдения за людьми.
Люди были разновозрастные и разнохарактерные, почти все – женского пола, дети среди них отсутствовали.
Единственный мужчина, кроме Гены, был с женой и дорожным баулом. Жена тихо плакала, о баул все запинались, на душе у мужчины было скверно. Разрешение выдали на одного человека, на него, а он просто не знал, что жену тоже вписывать надо, чтобы впустили, а теперь уже поздно, не пустят, и поезд через пять часов, а ехать двое суток; хоть передачу закинули, поест, если по пути всё не растащат и сокамерники не отберут; а жена из-за него, дуралея, сына не увидит. Скверно…
Девчонки пришли к своим парням – одна первый раз, вторая не первый, познакомились здесь. У той, что первый раз, парня неделю назад закрыли, и целую неделю не могла узнать, где сидит, – представляешь?
– Ну и что, неделя… Мой больше года уже, и переводят из СИЗО в СИЗО, заманали.
– И как его там – не обижают?
– Моего обидь попробуй. Нормально, говорит, прорвемся. Жениться обещал, как выйдет.
– А я год замужем, на третьем месяце, даже не знаю теперь…
– Чего тут не знать – рожай, а то на всю жизнь без детей останешься.
– Тебе легко говорить…
– Очень легко, если ему восемь лет светит.
– А как же ты тогда? Ведь восемь лет, а вы не женаты…
– Да какая разница! Я к нему в зону на длительную свиданку приеду и забеременею, а выйдет – подарок будет.
– Ты смелая.
– Как он.
– И чего ему не хватало? – риторически вопрошала красивая полноватая женщина в костюме леопардового окраса, обращаясь к паре с баулом. – В университете учился, деньги ему давали. А он думал, что это всё так, хиханьки да хаханьки. Подзаработать захотел и травки покурить, посмеяться. Вот и подзаработал, вот и посмеялся.
– Да их лупить надо, а не деньги давать! – мрачно заметил мужчина. – Тогда и мозги будут в нужном направлении работать.
– А как фамилия начальника тюрьмы? – спросила девушка – потрошительница сигаретных пачек, разминая уставшие пальцы.
– А зачем тебе? – живо откликнулась толстая старуха.
– Письмо писать.
– Ты еще собаке служебной напиши.
– Что я ей буду писать? – улыбнулась девушка печально. – Здорóво, собака, как твоя жизнь служебная?..
– Во-во, так начальнику и пиши. А то они здесь сволочь на сволочи: мне лекарство надо запить – воды нет, пошла в ларек, а там учет. Чтоб им там всем заучётило!
Первая партия вышла из-за стальной двери, и вскоре запустили вторую. Сухонькая женщина в простой одежде, с многолетней материнской усталостью на лице, каких много бывает в церкви, напутствовала девчонок:
Читать дальше