Денис Воронин - Кровь как лимонад

— Все в порядке? А то ты как Чайльд Гарольд.

— Я могу еще как мистер Бин… Похож? — и сам глянул на себя в зеркало.

Идущие на посадку самолеты едва не цепляли Настю и Жеку свежевыпущенными шасси. За их спинами из-за золота деревьев виднелись здания и радары Пулковской Обсерватории. Выглядевшие заброшенными конструкции, освещаемые холодным закатным солнцем. Дымящая трубами ТЭЦ, новостройки юга города и бегущее к ним шоссе с похожими на игрушечные автомобилями — все как на ладони.

«Опель» они бросили на парковке строительного гипермаркета в километре отсюда. Пешком, через воинское захоронение, поднялись в гору по тропинке, петлявшей между деревьями и бывшими окопами времен обороны Ленинграда. На просторном, но ветреном месте разожгли угли в сборном мангале, за которым пришлось заехать к Жеке на Ленинский. Настя всю дорогу потом посмеивалась над беспорядком, увиденным в Жекиной квартире.

— Я, конечно, понимаю, что ты — мужчина, живущий один. Я и сама в этом деле не без греха — некогда за порядком следить. Но зубная щетка в чашке с остатками чая в комнате на подоконнике и книжка в обувнице — это перебор. И, главное, что за книжка! Николай Носов, «Незнайка на Луне»!

— А чего? Классическая антиутопия! Джордж Оруэлл отдыхает, — в шутку оправдывался Жека. — А по поводу бардака — некогда убирать. Паутину, вообще, специально на лето оставил, чтобы комары в нее попадали. Фумигатор покупать не нужно. И экологично опять же.

Он выкинул из головы те тяжелые мысли, возникшие у него после встречи с Аббасом, и занимался шашлыком. Пока подготавливал мясо и нанизывал его на блестящие как инструменты хирурга шампура, у Насти зазвонил телефон. Она посмотрела, кто звонит, отошла шагов на десять, но порывы ветра доносили до Жеки обрывки ее агрессивных фраз:

— Да?.. Если ничего срочного… Высотах — смотрим на город и самолеты, жарим мясо… Нет, не на… Тебя видеть… Я вешаю трубку…

— Кто это? — спросил Жека, когда Настя вернулась к мангалу.

— Отец, — ответила девушка.

— Ты с ним не ладишь?

Настя пожала плечами, призналась:

— Не очень… Не хочу об этом говорить, ладно?

— Ладно, тогда давай выпьем.

— Ты все еще с финскими номерами?

— Конечно.

Жека достал из прихваченного из дома рюкзака «Jan Sport» початую бутылку двенадцатилетнего «джеймсона», плеснул на пару пальцев в прозрачные пластиковые стаканы. Сладкий вкус, ореховое послевкусие — будто бы виски разбавили шампунем.

— Приятный, — прокомментировала Настя.

— В самый раз для девочек, — кивнул Жека. — А мне сладковато.

Они пожарили мясо, съели его, капая на сочные, покрытые сверху корочкой куски соусом «табаско», запивали виски и томатным соком, заедали зеленью и черным хлебом. Налили еще, сели на сухую пожелтевшую траву — Настя впереди, Жека сзади, обхватив ее за плечи, так было теплее. Маленькими глотками приговаривали «джеймсон», смотрели на город, пару раз поцеловались.

— Я смотрел прогноз, на следующей неделе похолодает почти до нуля, — заметил Жека, подливая себе.

— Лето красное пропели, — кивнула Настя. — У меня мечта идиота — перезимовать в Европе. Пусть даже не на югах, но чтобы не было каши под ногами и морозов за двадцать, — она поежилась. — Жить в большом городе, не работать, читать книжки, слушать Тома Йорка, Monokle и «Optimistica Orchestra», вкусно есть, выпивать и шляться по концертам и клубам…

— Поехали, — предложил Жека, лихорадочно прикидывая, сколько и у кого он сможет занять.

— Да уж…

Чтобы отвлечь девушку, Жека стал рассказывать про Пулковское дело, когда в 30-х половину астрономов пересажали, объявив их шпионами иностранных разведок и вредителями. Произошло все из-за солнечного затмения, которое в 1936 году можно было наблюдать только на территории СССР. Пулковские астрономы охотно принимали иностранных коллег, даже не подозревая, насколько плачевно закончится все для большинства из них.

— Вот времена были, — покачала головой Настя.

— Думаешь, сейчас сильно лучше?

— Не знаю, — честно ответила девушка. — Думаю, для кого как.

Сзади раздались шаги, и Жека обернулся. На открытое пространство из рощи, через которую была протоптана тропинка к Обсерватории, выбрались двое. Один был в костюме (это вечером-то в субботу, подумал Жека), лет тридцати пяти или около того. Выходя из рощи, он держался впереди. На открытом пространстве немного отступил, пропуская вперед второго. Тому было чуть за пятьдесят, курчавый и почти черноволосый, с мертвой бледности кожей, сильно навеселе.