Денис Воронин - Кровь как лимонад

Дойдя до набережной, он свернул налево, прошел мимо приземистого здания бывших Измайловских провиантских складов, архитектор Стасов. Год постройки, как сейчас помнил бывший член «Общества краеведов» — 1821. Перешел по мосту через Обводный канал и направился в сетевой гипермаркет, где сходил в туалет, а потом умыл лицо и бесплатным мылом почистил зубы, достав зубную щетку из сумки. Вкус у мыла был неприятный, но это была гигиена, поддерживать которую Матвей Сергеевич старался. Он даже ходил раз в две недели в льготный день в Балтийские бани. Зарастешь, будет от тебя плохо пахнуть — и не избежать проблем, не надейся на помощь или случайные заработки. А так его выдает лишь несвежая одежда.

В туалет зашла уборщица — уставшая уже с утра женщина в годах из одной из бывших азиатских республик. Подозрительно посмотрела на потрепанного пожилого мужчину, но ничего не сказала, повозила по полу влажной шваброй, расписалась на листе графика уборки и ушла. Матвей Сергеевич обернулся на дверь, достал из сумки помятый литровый термос, торопливо кинул туда два пакета дешевого чая и налил кипятка из-под крана. Закрутил крышку и вернул термос обратно в сумку.

От гипермаркета было пара сотен метров до неброской кирпичной церкви Воскресения Христова, которую построили тут в, если память не изменяла Матвею Сергеевичу, 1904 году для рабочих расположенных поблизости Мыловаренного и Костеобжигательного заводов. Сейчас стоявшая в строительных лесах церковь служила местом основного заработка бывшего преподавателя. Протягивая руку за милостыней первые разы, он переламывал себя, перешагивал через остатки гордости, с которой пустой желудок — не попутчик. Теперь привык. Павлов занял свое, уже ставшее ему привычным, место. У входа в церковь, чтобы прихожане проходили мимо него, лицом в сторону набережной — чтобы можно было видеть проезжающие автомобили. Достал пенопластовую прямоугольную миску из-под «бомжа» (так, однажды услышал Матвей Сергеевич, презрительно называли лапшу «доширак» продавщицы в магазине). Стоять на паперти — занятие не только унизительное, но и скучное. Матвей Сергеевич часто затевал сам с собой безмолвные пари — проедут первыми десять машин черного цвета или белого. Иногда он даже выигрывал сам у себя.

Сегодня ему повезло. Напротив церкви остановился серьезная иномарка (нейтрального для его пари темно-синего цвета), из которой вышел щеголевато одетый молодой парень и трижды перекрестился на купол храма. Заметив одинокую фигуру Матвея Сергеевича, парень подошел к нему и не кинул в миску, а протянул прямо в руку купюру.

— Возьми, отец, — сказал он.

— Дай тебе Бог здоровья, сынок, — наклонил голову Матвей Сергеевич, — и деткам твоим, — и зашелся в кашле.

Когда парень уехал, он рассмотрел купюру. Сто рублей. Фартовый день! Хороший заработок. Можно вернуться в магазин, купить какой-нибудь еды.

Через четверть часа он, стараясь не обращать на себя внимание постового, ловившего на набережной нарушителей ПДД, по ступенькам спустился к воде, где висел знак, запрещающий парковку плавсредств. От воды пахло тиной и соляркой. Неприятно, зато честно. Матвей Сергеевич хмыкнул, вспомнив, что лет сто пятьдесят назад, в девятнадцатом веке остряки называли Обводный канал Обвонным. Или Канавой. «Батюшка Питер бока наши вытер, братцы заводы унесли годы, а матушка Канава и совсем доконала», — горько шутили рабочие предприятий, стоявших на захламленных берегах канала.

Матвей Сергеевич присел на ступеньки, открыл красный как огнетушитель термос, достал из пакета хлеб, толсто намазал на него тупым столовым ножом с обломанным лезвием паштет из каких-то перемолотых мясных суррогатов. Он дожевывал второй кусок, когда ему опять повезло — второй раз за утро и, в общем-то, за несколько дней. Матвей Сергеевич увидел, как из-под Варшавского моста, слегка покачиваемый почти невидимым течением, медленно выплыл странный предмет — вроде большого мешка с мусором.

Приглядевшись, бездомный почувствовал, как его пробил холодный пот. Видеть до этого мертвых людей ему доводилось лишь трижды. Два раза на похоронах — но ведь это не в счет. Третий раз — два года назад, холодной как в блокаду зимой. Закутавшись в драный китайский пуховик, найденный в мусорном баке, Матвей Сергеевич стоически наблюдал, как двое неопрятных людей (прямо какой-то Подотдел Очистки) под присмотром патрульного грузят тело насмерть замерзшего пожилого бродяги в открытую «газель». Матерясь, они перевалили его через борт, и труп упал в кузов со звуком деревянной шпалы или тяжелого бревна. Хмурый патрульный обернулся на Матвея Сергеевича, который укрывался от ледяного ветра в стеклянном павильоне остановки и сказал что-то, что он не расслышал.