Денис Воронин - Кровь как лимонад

— Живыми? — повторяет Гази. — Будем разве что живым бензовозом.

Жека недоуменно моргает. То, что он слышит потом, как и моргенштерн, стоящий в углу гаража, не укладывается в его голове на одной полочке с понятием «нормальный современный человек». Идея Гази отдает какими-то дикими племенами, каким-то Средневековьем. Жека смотрит на чеченца и не видит его. Перед его широко распахнутыми глазами пылают костры инквизиции. Истошно вопят заживо сжигаемые люди. Столбы жирного дыма поднимаются вверх. Прямо какая-то машина времени. А на заднем плане продолжают плескаться канистры, методично укладываемые в «приус» похожим на священника герильерос. Звук, от которого у Жеки на голове шевелятся волосы. Где-то на периферии сознания в «Babylon Was Built On Fire Strasnostars» надрывно плачут скрипка и канадский волосатый хиппарь Эфрим Менук. Откуда в этом гараже взяться музыке «A Silver Mt Zion»? Жека что, сходит с ума? Что-то он стал прямо как викторианские девицы, которые имели обыкновение валиться в обморок от всякой хуйни — крысу там увидят или паука. Так и до сеансов у психотерапевта недолго опуститься. Чтобы тот сказал: «Знаете, у вас депрессия. Давайте-ка попробуем курс уринотерапии».

В памяти всплывает, как они с Фью летним днем сидят на районе в «Подружке». У бара, за взятку открытого одним из местных в коммерческом этаже новостройки, на самом деле название длинное и циничное — «Дешево, но не настолько, как твоя подружка». И в самом деле, дешево, поэтому — многолюдно и весело. Они с Фью вдвоем, пьют пиво и едят курицу-гриль. У Жеки курица чуть подгорела, но от этого она, по его мнению, стала вкуснее. Он с хрустом вгрызается зубами в пережаренное мясо, делает глоток «Василеостровского» и говорит Фью:

— А ничего так курочка, да?

— Сладкая, — соглашается Фью и смотрит Жеке за спину. — Но вот те курочки будут послаще. Познакомимся?

Даже не глядя на девушек (а чего там, Фью плохого не предложит), он соглашается:

— Давай доедим только…

Жека наклоняется, издает утробный звук и выблевывает себе под ноги вперемешку с желчью выпитый кофе. Гази безучастно взирает на это. Жека вытирает рот и прерывающимся голосом говорит:

— Я в туалет. Надо мне…

На пороге жуткого как камера пыток туалета Жека достает из кармана трубку. Нет сети, толстые стены блокируют сигнал. Жека по кирпичам проходит к окну, поднимает айфон выше. Вроде появились две палки, еще одна, третья, скачет туда-сюда. Ну, давай же ты, сука!

— Ай, блядь!

Правая нога соскакивает с кирпича. «Гриндерс» погружается в плотоядно чавкнувшую жижу, но не полностью — Жека успевает выдернуть ногу. Вот ведь!

А кому звонить? Куда? В «02»? А как звонить туда с мобильника? И что он там скажет? Жека обливается холодным потом. Паника в нем нарастает.

И тут айфон начинает вибрировать.

Входящий.

Два часа. Волчья полночь отступала как море при отливе, уносила шутки и разговоры, оставляя после себя слипающиеся веки, путающиеся мысли и желание закрыть глаза и уснуть — уснуть-уснуть. Трое копов — Новопашин, Костров и прикомандированный к ним Саша Чернов, похожий на китайца совсем молодой еще оперативник из ФСКН — боролись со сном в прокуренном салоне УАЗа — «буханки», прячущейся в морозной темноте. Человек, которого они ждали, полгода назад был объявлен в федеральный розыск. Убийство с отягчающими (попавшим под руку велосипедным насосом до смерти забил мать двух несовершеннолетних детей), распространение наркотиков. Стукач — случайно взятый патрулем бегунок-«джон» [43] Мелкий наркоторговец (сленг) , у которого от страха перед приближающейся ломкой развязался язык — сдал убийцу, сказав, что тот должен на днях появиться у одного своего приятеля, проживающего в частном доме в Парголово. И вот — третья ночь в засаде. График на износ — утром они сбивали сонливость, накоротко отсыпаясь дома, с обеда работали по другим делам, мешая кофе с «кока-колой», ночью вновь ехали в пригород, сменяя дневную опергруппу.

Мартовские сумерки постепенно сгущались, скрывая новостройки, неумолимо наступающие на индивидуальное строительство, оставшееся с советских лет. К десяти вечера поселок как будто бы вымирал, на улицах изредка мелькали лишь силуэты передвигающихся стаями как какая-то нежить гастарбайтеров и злых весенних собак. «Псы тут такие, что, того и гляди, накинутся и изнасилуют», — говорил Миха, осторожно вылезая из «буханки» по нужде. — «Или откусят чего…»