Максим Мамст - Мир детей

– Есть такая граница между жизнью и смертью. Называется вегетативное состояние. Последней степени. Доктора таких людей называют овощами, живыми трупами. Это не кома, из которой можно выйти. Из вегетативного состояния тоже выходят. Но тогда это не наш случай. Я говорю о тех, кто годами, десятилетиями лежит под аппаратами искусственного дыхания. Таких людей я называю вегатами.

– Почему, вегатами?

– Хрен его знает. Название само как-то прилипло на язык. Навеяно рассказом из далекого детства. В любом случае, мы тут не в докторов играем. Нужно условное определение, только для нас с тобой. В медицине нет правильного названия для таких пациентов. Только градация по степеням. Овощ – мне не нравится, слишком оскорбительно. Живой труп – тоже. В общем, лежит человек несколько лет, труп-трупом, без шанса придти в себя, мозговая деятельность отсутствует – значит, вегат. И еще, мы рассматриваем случаи, когда мозг не поврежден физически. Скажем так, последствия кислородного голодания. Может, переохлаждения.

Вегаты обречены неподвижно валяться без единого шанса очнуться. Врачи называют это смертью мозга. Разумеется, это не так, поскольку мертвые ткани были бы выведены из организма, и в их головах было бы пусто. Нет-нет, все не так!

Вегат бездвижен, потому что его душа покинула тело. Теперь это просто рубашка, которую бросили в кучу белья для стирки. Их души давно уже обретаются в тонком мире, а тела все еще прозябают в нашем. И могут лежать так двадцать лет, тридцать. Пока не умрут от изношенности. Или родственники не примут решение об отключении от аппаратов жизнеобеспечения.

Ангел-хранитель тоже ушел. Иначе он просто останавливал бы сердца, если душа не могла оторваться от тела. Но нет. Тонкий мир несчастные вегаты больше не интересуют.

– Как же они тогда существуют, что поддерживает в них жизнь? Если души больше нет.

– Есть еще одна субстанция, которая вылетает из тела при физической смерти – дух. Это энергетическая копия физического тела. Организм дает энергию, необходимую ей для существования. Лишившись питания, дух рассыпается где-то на девятый день после гибели тела.

В крайне редких случаях, когда ангел обрубает нить жизни, и душа покидает тело, дух умудряется зацепиться и не вылететь. Он занимает место души и берет управление на себя. Однако, дух это не душа, а лишь бледная ее тень. Его энергетики не хватает даже на то, чтобы поддерживать самые базовые функции организма. Но с помощью аппарата жизнеобеспечения организм может продолжать жить. В очень редких случаях дух настолько силен, что вегат может существовать и без дополнительной аппаратной поддержки. Дышать. Питаться через трубочку.

Сергей посмотрел на часы.

– Лады, харэ на сегодня, – обрубил он. – Давай на боковую. Утро вечера мудренее.

Спорить бесполезно. Серега мог спокойно остановиться посреди рассказа, и заставить его продолжать было практически не возможно. Не помогали ни просьбы, ни уговоры. Впрочем, я уже привык.

Утром, едва рассвело, мы оба шли на мол, радуясь лучам восходящего солнца. Теперь, когда солнце уже не печет, начинаешь по нему тосковать. Ведь август – это закат лета. Совсем скоро нам всем будет жутко его не хватать. Среди просвета деревьев мелькнула наша деревушка. Блестящие на солнце крыши и дорога, бегущая вдаль. Серега шел рядом и ловил кайф, жмурясь от солнца и удовольствия.

Вспомнилось, вдруг, начало нашего знакомства.

– Как там мальчик, из Пересвятого? – спросил я его.

– Что? А… Поправляется, что же ему делать. А что?

– Да так, спросил.

Войдя во двор, застали странную картину. Леник, в одних семейниках по колено, с кастрюлей на голове бегал по двору, прыгал, и орал:

– Как на чудо-юдины именины… Испекли пирог из глины!.. Каравай! Каравай! Хошь-не хошь, наливай!

Более странным было то, что Сивый и Валет активно ему аккомпанировали в ладоши. Оба сидели на лавочке. Сергей подошел к ним и спросил:

– Что происходит? Мне 103 набирать, или как?

– Да нормально все… У Гены сегодня день рождения.

– Как-то Леник оригинально его отмечает. Может, он уже того? – Сергей постучал по горлу.

– Да не. Гена просто подзабыл проставиться. Вот Леник его и умасливает.

– А Гардей что?

– А что ему? Сидит ровно у себя в кабинете. У него днюха только в октябре.

– Понятно. А Гентос?

– Закрылся в вагончике, как жлоб, и носа не кажет.

Мы завалились в другой вагончик, сели недалеко от входа, чтобы смотреть представление.