Александр Гордеев - Не бойся тёмного сна

когда-то писал, что «для восстановления надо знать о

прошлом все, вплоть до дрожания паутинки на ветру, до

лепета каждого листка на каждом дереве доисторического

леса». Мы часто вспоминаем эти слова, принимая их,

правда, с оговоркой. Лепет каждого листка нам не нужен,

но что касается человека, то тут: да и да! Тут необходима

даже куда большая точность.

Завтрак был окончен. Когда это стало всем очевидно,

столик сам собой вместе с использованной посудой

скрылся в нише.

– Страшно представить, что теперь я буду жить так

долго, – сказал Нефедов.

26

– Страшно?! …Хотя, это понятно. Тебе надо принять

жизнь иначе: в образе чего-то открытого, безграничного.

Принять нормой то, что у нас все неизвестно, все

распахнуто… Если б ты знал, как много мы не знаем… Кто

знает, например, какую форму приобретет наша жизнь в

будущем? Сколько фантазий существует на этот счет! С

другой стороны, современная цивилизация мудрей: она не

забивает человека массой информации, особенно, в каком-

нибудь извращенном виде, вроде рекламы, считавшейся

когда-то чуть ли не искусством. В нашем веке установки

иные. У нас каждый идет от себя и берет из накопления

цивилизации лишь то, что ему нужно. Очень скоро ты

тоже обживешься у нас, вживешься в наше мировоззрение.

Тебе, кстати, очень нравится эта пижама? От нее же

лекарством за версту несет.

– А сейчас есть лекарства?

– Таких вот «ароматных» нет.

– А почему моя пижама так воняет?

– Потому что такой она когда-то была. Вот оно

«дрожание паутинки». Нет более или менее точного

воспроизведения, есть лишь точное. Иначе ничего не

выйдет. Но теперь тебе нужен костюм. Хочешь взглянуть,

что у нас носят?

– Наверное, мне будет комфортнее в костюме своего

времени, – сказал Нефедов и поспешил оправдаться. –

Странно все это… Когда-то в юности у меня была зависть к

людям будущего, которые будут пользоваться благами

невиданной цивилизации, а теперь цепляюсь за свое.

Старший восстановитель попросил его подняться и

прямо, как бы сквозь свое отражение пройти в нишу.

Ниша засветилась ровным сиреневым светом, потом

свет слегка качнулся и погас.

– Все – мерка снята, – сказал Юрий Евдокимович,

направляясь к дивану.

27

Нефедов последовал за ним, оглядываясь и ничего не

понимая.

– Уточните покрой костюма, – раздался приятный

женский голос со стороны ниши, и Нефедов догадался, что

это голос робота, в котором, и впрямь, был какой-то

странноватый, дополнительный тембр, вроде вплетенной

медной нитки.

– Ах, да! – спохватился Юрий Евдокимович. – Костюм-

тройка тебе нравится? Согласен?

– Еще бы!

– А цвет? Серый, темно-синий?

Нефедов, растерявшись, не сразу вспомнил, что ему

больше нравится, и лишь махнул рукой, мол, все сойдет.

Юрий Евдокимович заказал все по своему вкусу, добавив

еще белую рубашку, галстук и туфли.

– Все по моде одна тысяча девятьсот девяносто первого

года, – особенно внушающе уточнил он неизвестно кому,

казалось какому-то духу, витающему вокруг них.

– Это тоже робот? – спросил Нефедов.

– Тут все вместе. Точнее сказать, это специальная

служба изготовления и доставки.

– В мое время такое было возможно только в сказках, –

сказал Нефедов.

– Что ж, ведь и сказки для чего-то складывались, –

улыбнувшись, заметил старший восстановитель.

4. КВАРТИРА С ПРЕДБАННИКОМ

Нефедов подошел к окну и стал смотреть на город.

– До меня жили миллиарды и миллиарды людей, –

задумчиво проговорил он, – но почему восстановили

именно меня?

– Если бы сейчас вместо тебя у этого окна стоял другой

человек, – ответил Юрий Евдокимович, – то, наверняка, и

28

он спросил бы себя о том же. Но ведь надо же было с кого-

то начинать…

– Но почему не с какой-нибудь замечательной личности?

– А ты разве против? Спросить разрешения мы не

имели возможности. Но такая замечательная личность для

нас – ты. Мы выбирали кандидата по степени гибкости

психики и по потенциальной, предполагаемой, конечно,

способности мягко адаптироваться к новому.

– А какой чистый воздух в городе, – проговорил

Нефедов, как бы не слыша объяснений. – Значит, это

четыре тысячи триста…

– …шестьдесят пятый год, – подсказал старший

восстановитель.

Юрий Евдокимович не успел среагировать: он видел

только, как воскрешенный повернулся от окна с