Иван Корсак - Гетманич Орлик

– Сегодня же вечером вызвать лейтенанта конного гвардейского полка де

Лазиски ко мне на тайную квартиру.

Без права даже на имя

Уже на ступенях дома графини Авроры Кенигсмарк Войнаровский

осмотрелся, ища взглядом свою карету среди длинного ряда таких же с

18

изыском украшенных, франтоватых, раззолоченных, бросающих во все

стороны солнечные зайчики экипажей , – бедных гостей у графини не бывает.

Утонченная беседа в красивом обществе, замечательное вино из

венецианских краев, тихо искрящееся в бокале, несколько игриво-лукавых

улыбок графини Авроры, адресованных будто бы всем гостям, а на самом

деле только ему одному, а главное – удачная беседа с английским

посланником Матесоном, создавали то беззаботно-благодушное

расположение духа, которого он давненько уже не ведывал. Слишком часто

жизнь его проходила в карете между Вроцлавом и Стамбулом, Бендерами, где

застрял Филипп Орлик, Веной и Стокгольмом, куда гнали его неусыпные и

неотложные украинские дела.

– Остановись, если жить хочешь, – едва ступив на подножку, услышал за

спиной приглушенный голос, и острый предмет уперся в бок. – Без

поспешности, не вызывая подозрений, сесть в карету напротив.

Медленно оборачиваясь, Войнаровський увидел более десятка

случайных людей, которые, судя по одежде, отнюдь не походили на

извозчиков и прислугу гостей графини Кенигсмарк. «Шестнадцать, – насчитал. -

Самому не справиться».

– Это разбой. Мы в свободном городе. По какому праву меня арестовали

и кто вы? – переспросил, садясь в карету с зашторенными окнами.

– Право, сила и воля у русского императора, – услышал в ответ. – Но если

без спротивления – будешь иметь право на жизнь.

Карета долго громыхала гамбургской мостовой и тряслась, будто в

лихорадке, пока не остановилась посреди тесного подворья. По своим

очертаниям здание напоминало Войнаровскому русское посольство, мимо

которого ему приходилось нередко проезжать. Его повели длинными

бесконечными коридорами, и наконец Войнаровский оказался в небольшой

сырой комнате с прокисшим до тошноты запахом плесени. Громко лязгнула

металлическая задвижка, лязгнула хищно и злорадно, будто волчьи зубы

перед близкой и беспомощной жертвой.

И потянулись длинные дни и ночи заключения, перелистывания страниц

прожитого и пережитого, разгадывания хитросплетений грядущего.

Воспитание при гетманском дворе родного дяди Ивана Мазепы и возможность

наблюдать за обычаями многочисленных гостей изо всех европейских

королевских дворов, штудирование наук (опять же за гетманский счет) в

немецких университетах, твердая и неусыпная поддержка Мазепой природных

задатков Войнаровского, помогали ему в стремительной карьере. Гетман

верил племяннику и относился к нему, не имея собственных детей, как к

родному сыну, и таки, вероятно, готовился когда-то именно ему передать

гетманскую булаву. Войнаровскому Иван Мазепа первому среди старшин

доверился, открыв намерение поддержать шведского короля против

захватчика-московита.

– Будет иметь волю Украина или ныне, или никогда, – положив руку на

плечо племяннику, говорил в тот вечер Иван Мазепа, говорил тихо, не столько

19

из-за боязни чужих ушей, сколько остерегаясь показаться высокопарным. -

Один Бог знает, во что нам обойдется это победоносное дело против

варварства, но я иду до конца. Верю, что и ты не отступишься.

Андрей Войнаровский не отступился. Не одна бессонная ночь перед

полтавским столкновением, не выдерживали кони, и он менял их одного за

другим – именно Войнаровскому гетман поручил контролировать перемещение

русских войск вдоль украинских границ. Английский посол в Москве Чарльз

Витворт в это время пишет в Лондон обстоятельный доклад: «Здесь все

считают, что главным помощником и советником гетмана является фактически

его племянник Войнаровский, человек молодого возраста, весьма

просвещенный и способный».

Вихрь боя под Веприком, смертельная вьюга под Гадячем… В самой

гуще, где искры сыпались с сабель, где не водой, а кровью оросилось поле,

где смертельная жатва устелила телами, будто снопами, обширные поля, в

самой гуще-сече был Войнаровский.

– Вы – рыцарь в европейском смысле этого слова, вы – рыцарь своей

козацкой нации, – скажет публично Карл ХІІ в присутствии всей старшины -