Пётр Самотарж - Поцелуй негодяя

– А ты как хотел? Человек – высшее животное, а не какая-нибудь инфузория.

– С твоими фаталистическими взглядами я бы не выжил, – категорически заявил Воронцов. – Я хочу контролировать собственную жизнь.

– Чепуха. Это не удавалось даже великим монархам и диктаторам всех времен. По-моему, большая их часть имела большие проблемы в отношениях с противоположным полом.

– Слушай, Концерн, зачем ты вообще живешь на белом свете?

– Потому что родился.

– А чего не повесишься?

– Не хочется. У меня ведь все в порядке.

Воронцов хотел развить наступление на моральные позиции приятеля, но обстоятельства решительно ему помешали. Откуда-то из темного угла зала раздался усиленный динамиком голос ди-джея, загремела электронная музыка и началось то, ради чего вся компания и собралась ночью в общественном месте.

Первой раздевалась девица в советском школьном платье, в коротких белых чулочках и с большими белыми бантами в волосах. Воронцова всегда раздражали педофильские мотивы в стриптизе, но чувственность брала свое. Девица смотрелась соблазнительно, особенно, когда кроме чулок и бантиков на ней практически ничего и не осталось. Противоречия между разумом и чувствами возникают часто, и в большинстве случаев последние берут верх. Квази-школьница еще и двигалась плохо: механически, заученно, словно под принуждением. «Сексуальная рабыня, что ли?» – подумал Воронцов, разозлился на себя еще больше и хватил залпом рюмку коньяка.

Следующей оказалась особа в стиле садо-мазо, в коже и металле, с демоническим макияжем и прямыми черными волосами. Когда она в достаточной степени разоблачилась, стали видны явные признаки целлюлита на ягодицах и выпуклых бедрах. Танцовщица извивалась вокруг шеста с видимым усилием, тот прогибался под ее весом, несчастный случай казался вполне реальным. Воронцов начал тихо закипать бешенством и бросил яростный взгляд на Концерна, главного организатора мероприятия. В сполохах светомузыки его лицо было трудно рассмотреть, но казалось оно бесстрастным.

– Ты специально на самый отстой подгадал? – спросил приятеля Воронцов, вложив в вопрос все свое природное ехидство.

– Тебе что, не нравится?

– Скажи еще, будто тебе нравится.

– Представь себе. Стрип как стрип. Можно подумать, ты каждый день видишь незнакомых полуголых баб.

– На фиг мне каждый день такое счастье? Так можно и до монастыря себя довести.

– Ладно, не кричи, а то выведут.

– Да я и сам уйду!

– Подожди, а то публика тебя за голубого примет.

– Публика в глубине души со мной согласна.

Пока Воронцов недовольно бурчал, на сцене появилась новенькая. Образ деловой женщины шел к ее овальному бледному лицу и серебристым теням у глаз. Собранные на затылке в пучок натуральные светло-русые волосы она через несколько минут одним движением распустила, и они вольно рассыпались по плечам. Воронцов замолчал и принялся внимательно следить за раздеванием, глупо надеясь, что стриптизерша нарушит правила заведения и снимет с себя совершенно все. Чаяния не оправдались, но страждущий зал пришел в неописуемый восторг. Загремели аплодисменты, слышались полупьяные выкрики поклонников, Концерн тоже сложил руки рупором и выкрикнул общее требование, но танцовщица убежала со сцены, мелко семеня и прикрывая обнаженные острые груди.

– Ну как тебе? – подмигнул охальник Воронцову.

– Неплохо, – согласился тот. – Ложка меда в бочке дегтя. Думаю, больше ничего подобного не увидим.

Утверждение оказалось провидческим: ни один из оставшихся номеров программы не повторил успех блондинки с великолепным бюстом, зато по ее завершении официант подсадил за столик приятелей трех заинтересованных смешливых девиц, и все вместе они быстро забыли про злосчастный стриптиз.

– Мальчики, что это вы до сих пор веселитесь? – спросила одна из подсаженных, с пухлыми накрашенными губками. – Вас ведь жены заругают.

– Не заругают, – обнял ее за плечи нетрезвый Мишка и мотнул головой в сторону Воронцова, – особенно вот этого.

– Почему особенно? – спросила недогадливая губастенькая.

– Потому что только он холостой, – быстро среагировала прозорливая подружка губастенькой.

– И самый бедный, – поспешил добавить Воронцов, страшно не любивший всерьез знакомиться в злачных местах.

– Кто тебе сказал, что ты самый бедный? – встрепенулся Мишка.

– Ладно, не трепыхайтесь, – насупился Концерн. – Голопузые мои товарищи.