Алексей Иванников - Хорёк

Разумеется, не ради одного-единственного терпилы организовывали мы хитрый спектакль: идя на новый круг, мы заряжали сотни по три номеров. Задача по убеждению ложилась на меня, тут уж мне приходилось браться за основную работу, в результате чего сотня доверчивых буратин посылала нам свою денежку. Через пару дней телефон, разумеется, вырубался и выкидывался, так что дурачкам оставались лишь приятное воспоминание о почти выигранном миллионе, и другое – уже не очень – о том, как они расстались с деньгами, совсем небольшими, из-за которых практически никто не стал бы бежать в полицию и строить нам козни. Зачем? Обулся сам – дай обуться другому: кто признался бы посторонним людям, что он просто дурак, и его легко сделать даже по телефону, и даже такому невзрачному мелкому человечку, как я? Так что, попадая в ловушку, почти никто не обращался к ментам: это ж сколько возни и сутолоки ради таких мелких денег, ещё и сам не рад будешь! Недельная возня приносила нам хорошенькую сумму – полсотни тысяч на двоих – после чего мы на месячишко расслаблялись. Время запарки в фирме – как я объявлял официально матери и всем окружающим – подходило к концу, и мог же я позволить себе небольшой отдых? Тем более что я полюбил ещё кое-что, о чём раньше особо и не думал. Я рассказывал вам о своём главном увлечении – жрать сладости, оно было у меня главным и главным и останется – но тогда, когда я, можно сказать, возмужал и обрёл уверенность, я полюбил ещё одно занятие.

Не знаю, есть ли здесь – в областном центре и там, где вы живёте – такие парки развлечений, как в Москве? В столице – особенно в некоторых местах – понастроили такого, что ни в какие Диснейленды отправляться не надо, всё тут, под рукой. Особенно мне нравились всякие карусели: а болтание по кругу на длинном тросе – было самое моё любимое дело! Ты висишь над пропастью, судорожно вцепившись ручонками в подлокотники, ножки беспомощно болтаются в пустоте, несущейся по кругу с хорошей такой скоростью, и вместе со всеми издаёшь разные звуки – какие только смогла извлечь твоя травмированная ускорением и перегрузкой глотка. Нет, правда, мне нравились такие вещи, особенно когда можно было ещё и кому-нибудь нагадить: плюнуть так, чтобы летящая слюна задела других, таких же сумасшедших как ты, но не таких упорных и выносливых, способных пройти все круги маленького детского ада, сосредоточенного на небольшой территории.

Не везде, кстати, там допускались дети, так что приходилось таскать с собой паспорт. Не все ведь воспринимали меня за полноценного взрослого человека. Наглые паразиты подкалывали меня: без родителей, мол, не пустим, так что, когда я вылезал из очередного аттракциона – посреди шатающихся и блюющих местами страдальцев – и гордо шёл на следующий, почти свежий и готовый к новым приключениям – то я небрежно так бросал паразитам что-то вроде «скукота сплошная, никакого кайфа!» Однако кайф на самом деле имелся, тут я слегка мухлевал: и на «Кобре», и на «Марсе», и на «Алладине» – на огромных таких качелях, где мазохистов переворачивало башкой вниз, а потом бросало почти в землю – да-да! – это было страшно и весело одновременно, вопли и визги так и летели во все стороны, а я гордо и уверенно смотрел прямо перед собой, спокойно перенося предусмотренные программой безобразия.

Вот кого надо было брать в космонавты, вот кому следовало доверять в серьёзных и важных вопросах, а не гнобить и не унижать по малейшему поводу и почти без него! Из меня вышел бы хороший космонавт или какой-нибудь исследователь, я ведь без труда сносил подобные нагрузки и оставался достаточно спокойным, хотя другие развлечения – по крайней мере многие из них – не давали мне такого кайфа. Что там ещё имелось? Колесо обозрения, здоровая такая дурында, почти со скоростью улитки поднимавшая тела и души на приличную высоту – что здесь было такого интересного? Я ещё понимаю шары на воде: здоровые пластиковые конструкции, в которые меня запихивали как какую-нибудь Белку или Стрелку: только в отличие от собачек я мог двигаться по воде – с большими, правда, усилиями! – и в конце, в отличие от собачек, я оказывался жив и вполне себе здоров.

Нечто подобное происходило и в соседнем водоёме: надувные лодки могли плавать по гладкой ровной поверхности, требовалось только активно работать педалями, чего я совершенно не любил. Больше мне подходил Автодром. Что это такое? Ну, там находился зал, заставленный маленькими машинками, управляемыми электричеством через штанги сверху. Здесь уж я резвился не хуже каких-нибудь лоботрясов-школьников, восполняя, кстати, отсутствие настоящей машины. Я же говорил, что не люблю технику, но там можно было по-настоящему покуражиться, поразвлекаться так, чтобы желание иметь машинку на самом деле не возникло.