Алексей Иванников - Хорёк

Ну, распорядок дня вы, наверно, знаете: ранний подъём, ранний отбой, ходьба строем, чуть что не так – штрафы и наказания. Я ещё удачно прописался: а устроившие мне опрос гопники долго ещё смеялись над моим прозвищем, которое я выбрал сам себе и с которым сжился и сроднился. Тоже мне нашлись звероводы – «Хорёк» им не понравился! Но потом я показал себя в деле: незаметно вытащенный у одного из сидельцев платок убедил их в высокой воровской квалификации: платок я тут же, разумеется, вернул, а в качестве поощрения мне тут же один из умельцев нарисовал на плече мадонну с младенцем: знак причастности к общему делу и судьбе.

Ну, разумеется я рассказал о своих способностях, проявившихся так рано и независимо от воли и желания. Наследственность ведь никуда не спрячешь и не денешь, что было вложено – то и получится! История про исчезнувшего родителя, от которого до меня дошло только имя – Сергей – вызвала сочувствие, так что больше ко мне никто не приставал, и место в бараке мне досталось пусть и не самое удобное, но и не там, куда сплавляют самых последних отщепенцев и неудачников.

А с Макаром – смотрящим по зоне – я даже наладил отношения. Он был намного старше и как раз мне в отцы годился, так что моя история произвела на него впечатление. Ну, про растворившегося на просторах родителя. Потом он однажды проболтался, что сам был таким же: семьи же, как у правильного вора, у него никогда и не было, во всяком случае он явно хотел стать вором в законе и делал всё нужное для этого. Так что вторая половина срока прошла легко: меня уже никто не трогал, и на работу тоже особо не гоняли, так, если хотел, то шёл сам, и я по-тихому продолжал оттачивать своё уже немаленькое мастерство.

Ну вы ж понимаете: любая ручная профессия требует повторения и тренировки, особенно такая тонкая и деликатная. Вытащить незаметно кошелёк из кармана, распотрошить закрытую наглухо сумку, срезать затейливо болтающиеся украшения и унести поспешно ноги, чтобы тебя не вычислили и не поймали: за всем этим стоит большая серьёзная работа. Это ведь не кистенём на большой дороге махать: там просто доказываешь человеку, что ему станет плохо, если не отдаст он ценные предметы, только ведь человек тебя запомнит и настучит, и если числится за тобой большая цепь подобных подвигов – уже описанных и занесённых в ментовские скрижали: то ведь рано или поздно поймают тебя и вломят на полную катушку, заставив надолго позабыть вольную шальную житуху!

Не, от таких умельцев я старался держаться подальше: всё равно научить они ничему не могут, а свяжешься с ними: потом и не развяжешься. А вот опытный матёрый карманник: совсем другое дело. В моём бараке имелся как раз один такой, и после прописки – когда у меня появилось время – я постарался наладить с ним контакт.

Мужик он был довольно пожилой и хорошо поживший: ему уже стукнуло пятьдесят, отбывал же он всего лишь второй или третий срок, выписанный за мелкое дельце, высосанное почти из пальца. Подделка документов и ещё какая-то шелупонь, просто по-другому его взять не смогли. Вот это был профессионал! Он не слишком-то делился секретами и опытом с посторонними, но однажды, я слышал, смог при шмоне выйти сухим из воды. Ну, играли в бараке в карты, что, сами понимаете, строжайше запрещено, и кто-то стукнул об этом, так вот: хоть карты и не покидали комнаты, но оперы их так и не нашли. Просто тот мужик в начале шмона засунул колоду кому-то из оперов в карман, а потом – в конце – так же незаметно достал, оставив их в дураках. За ним числились и другие подвиги: он удачно совмещал щипачество с шулерскими делами, и работал в поездах, особенно на юге. Обчистить какого-нибудь отпускника, мирно расслабившегося в предвкушении тёплого моря, наколоть любителя азартных игр, не подозревающего о такой близкой опасности, проверить содержимое дорогих сумок и чемоданов: это была его основная работа и профессия, с которой, я не сомневаюсь, он справлялся легко и непринуждённо.

Ну, он был ещё и красив, и бабы на него тоже вешались, совершенно не понимая, что интересны ему не они, а содержимое их сумок и кошельков, с которым они расставались и добровольно, и вынужденно. Хотя, как я понял, ни одна из них на него так и не настучала: вот такой он был дамский любимец!

Что же касается моих с ним отношений: то кое-чему он всё-таки научил. Не хотел он, правда, делиться секретами, но когда однажды меня допустили к игре в карты, то он выдал пару тайн. Я ведь в этих вещах почти не разбирался – ну карты и карты, обычная игра! – но при определённой ловкости рук и без особого практически мошенничества можно их тоже поставить себе на службу.