Виктор Довженко - Белые гондолы. Дары Отступника

– Но наши тоннели были забиты глиной, значит, после Потопа мы первые их открыли. Кроме нескольких горшков и ножей, как ни просеивали, в глине ничего найти не получилось?

– Да, судя по всему, их бросили задолго до наводнения. Но все же «Голова» и надписи – явно дело не тех же рук, которые строили тоннели.

Я подхожу к окну и усаживаюсь на широкий подоконник. Сверху видно, что парк уже почти опустел, только целующиеся парочки все еще не хотят покидать свои скамейки. До меня доносятся звуки гитары, хрипловатый голос напевает старую песенку о неразделенной любви. Я ясно вспоминаю удивленное лицо Лианы и ее фразу «Я не знала, что вы монах…»

Я спрашиваю архитектора:

– Скажи, у тебя были монахи в родне?

– Да, были, иезуиты, «пехотинцы папы римского». Один из них даже был миссионером, кстати, в Перу. А что?

– Да так, ничего. Тебе не передалась склонность к мистицизму.

– Что верно, то верно. Я не мистик, скорее, наоборот.

– Когда строили станции, ты же был в тоннелях, тогда еще сухих. Ничего сверхъестественного не ощущал?

– В общем, нет. Хотя, впрочем, рабочие часто жаловались на страхи. Тени, эхо и всякое такое.

Мы еще долго сидим у окна, любуемся ночным небом и разговариваем о загадочном Канале и о загадках нашей жизни, освещенной желтым тканевым абажуром и желтым светом далеких звезд.

Проснувшись следующим утром, позавтракав и уже собравшись уходить, в прихожей на вешалке я обнаруживаю подрясник, в которой в субботу вернулся домой, и сразу чувствую острые уколы стыда. Тщательно разгладив черное одеяние, я аккуратно складываю его в портфель. Вечером, закончив работу, я направляюсь прямиком к Острову.

В волнующейся воде озера отражается темнеющее небо, воздух, как всегда возле часовни, влажен и наполнен легким ароматом ладана. Постояв немного перед входом и засмотревшись на голубей, кружащих над синим куполом, я прохожу внутрь. Вместо ожидаемой доброй старушки за свечным столиком я вижу рослого светловолосого молодого человека в очках, старательно протирающего большой кисточкой золотой подсвечник, стоящий перед старинной иконой Богородицы.

– Добрый вечер, а женщины, которая здесь работает обычно, сегодня нет?

– Здравствуйте! Она уехала во Всехсвятский монастырь, мощам поклониться. Вам свечки?

– А вы, наверное, ее внук?

– Да.

– Спасибо вашей замечательной бабушке и вам тоже, я подрясник пришел вернуть. Она рассказала?

– Да, конечно, я все знаю, не повезло вам.

Я передаю ему пакет и называю свое имя. Он жмет мне руку.

– Александр.

– Хочется верить, что я не доставил вам неприятностей, три дня вашу одежду дома держал.

– Нет, не беспокойтесь, все в порядке.

– Если вам понадобится помощь человека, которого спасли от простуды, в любое время можете звонить.

Я протягиваю ему свою визитку. Александр поднес к глазам прямоугольничек плотной бумаги.

– Журналист? «Вечерний город?». Извините, а вы верующий? Тогда, думаю, вы уже сейчас можете помочь. Дело в том, что я учусь на катехизатора. Может, поговорим снаружи, на скамеечке?

Молодой человек смущается. У него мягкий тихий голос и чистый взгляд, в нем угадывается будущий внимательный и бережный к человеческой душе пастырь. Мы выходим и садимся на прохладный камень скамьи.

– Дело в том, что наши студенты иногда замещают педагогов в школе. В районе Холмы. Директор школы – нашего ректора духовная дочь. И вот ректор наш с ней так договорился, чтобы мы привыкали к общению, да и детям, думаю, польза от нас была.

– Жаль, что в моей школе директор был неверующим…

– Главное, что вы, в итоге, православный. Так вот, в основном, мы подменяли заболевших учителей на рисовании или музыке, то есть там, где в предмете идеологии нет. Но в последнее время, убедившись в нашей безобидности, нас стали просить провести то пару уроков истории, то географии, то биологии.

– И что?

– Наше понимание истории Земли и школьный курс, конечно, быстро вошли в конфликт.

– А разве катехизаторы конфликтуют?

– Нет, мы, конечно, ни с кем не ссорились. Нам противостояла, как бы сказать, школьная программа. А в умах детей две религии начали настоящее сражение.

– Ну, одна религия мне понятна. А что вам противостояло? Учителя же в худшем случае только атеисты?

– Разумеется, многие из них атеисты. Религия, которая нам противостоит – вера в эволюцию.

– Это что, разве религия?

– Это вера, и принцип ее построения вполне соответствует, как бы это сказать, каркасу догматики всех остальных вероучений. Даже пророк имеется.