Елизавета Сагирова - Лето придёт во сне. Часть 2. Оазис

– Ты ходила?

– Нет, нас пока не пустят, мы же ещё… ну, неизвестно ничего пока с нами.

Я удивилась. По единственному разговору, произошедшему между мной и Ирэн, казалось, что всё уже решено без нашего участия, хоть она и заручилась моим формальным согласием.

– А когда будет известно?

Яринка стала серьёзной.

– Когда Ирэн подпишет с нами контракт. Если захочет подписать.

С того момента, как Яринка сказала эти слова и до того, как Ирэн наконец изволила нас увидеть, прошло почти две недели. И за эти недели я узнала очень многое.

Я узнала, что неестественная красота местных девушек объясняется очень просто. Косметика. Да-да, та самая косметика, про которую в приюте говорили учителя и воспитатели, рассказывая о временах безбожья, когда женщины пали так низко, что рисовали себе ненастоящие лица и ими завлекали мужчин. Здесь косметика была у всех, и более того – ни одна девушка не выходила из своего номера, предварительно не воспользовавшись ею. Я видела, как красятся Ася и Вика, брала в руки и рассматривала разноцветные коробочки и флакончики, запоминала их незнакомые названия: тушь, румяна, тени, консилер, пудра… И понимала теперь, почему здесь у всех такие чёрные длинные ресницы, такая идеальная кожа, такие яркие губы.

Поняла я так же секрет белых волос Машуты, поразивших меня в первый день. Вообще, я и раньше слышала, что волосы можно перекрашивать и некоторые бесстыжие женщины делают это, несмотря на всеобщее осуждение. Удивило другое – какие разные и зачастую неестественные цвета выбирали местные девушки. И Машута с её снежной шевелюрой оказалась в этом далеко не самой дерзкой. Повидала я здесь девиц как с розовыми, голубыми и красными волосами, так и с двухцветными прядями, и совершенно пёстрыми, когда на одной голове были собраны, казалось, все существующие оттенки волос.

Причёски также удивляли разнообразием. За годы в приюте я привыкла видеть только косы, две у девочек, одну у девушек и тоже одну, но скрученную в пучок на затылке – у воспитательниц и учительниц. Здесь же разбегались глаза. Мальчишеские стрижки, как у Аси, строгие каре, россыпи тонко заплетённых косичек, высокие сложные укладки, тугие кудри и царственные локоны – всё это поражало моё и без того перегруженное впечатлениями воображение.

Разумеется, Яринка уже вовсю экспериментировала со своими волосами, каждый божий день меняя по несколько причёсок. Она бы, наверное, их и перекрасила, если бы раздобыла краску, но такой возможности у нас, к счастью, не было, и моя подруга оставалась солнечно-рыжей, что, на мой взгляд, и было лучшим решением. Косметику Яринка тоже не обделила вниманием и пару раз попробовала сделать макияж с помощью Вики, которая взялась учить её этому. Но на улице жарило южное солнце, море манило, и тщательно наложенные тушь и румяна очень скоро оказывались размазанными по Яринкиной физиономии. Яринка смеялась и шла смывать их морской водой, с разбегу ныряя в пену прибоя…

Не буду врать, что мне не хотелось поэкспериментировать со своей внешностью. Я бы с удовольствием попробовала накраситься, как и перемерить кучу одежды, оказавшейся в нашем распоряжении. Но мне мешали многочисленные повязки. А ещё я очень стеснялась полосы выбритых волос над правым ухом и всё время носила найденную Яринкой шляпку с лентами.

Вообще, мой плачевный вид на фоне нарядных и ослепительно-красивых соседок порядком меня угнетал. Особенно после того, как в клинике доктор, наконец, снял мне швы с лица, и я осмелилась спросить у него разрешения посмотреть на себя. Он не стал возражать и кивнул в сторону санузла, где в висевшем над раковиной зеркале я и смогла, наконец, увидеть то, что раньше скрывала повязка.

Честно говоря, мне хватило одного недолгого взгляда, чтобы отбить всякую охоту в ближайшее время приближаться к зеркалам. Щека, висок, правая сторона подбородка, часть шеи были сплошной припухшей раной неприятного багрового цвета.

Я отшатнулась к дверям и подняла перед собой руки, словно пытаясь защититься от этого зрелища. Рядом неслышно возник доктор, положил ладонь мне на плечо.

– Всё не так страшно, как выглядит, – его голос звучал очень ровно, профессионально, и поэтому не вызывал ни малейшего доверия. – Повреждены только мягкие ткани, лицевой нерв не задет. После заживления, конечно, останутся шрамы, но их можно будет сгладить лазерной шлифовкой.

Я уныло кивнула и отвернулась от зеркала. Ладно, было бы о чём переживать – я не Яринка, сногсшибательная красота мне и раньше не грозила, так что шрамом больше, шрамом меньше…