Инга Кондратьева - Девятая квартира в антресолях

– Ничего, дочка! Всё образуется. Всё будет хорошо. Вот и весна закончилась, завтра – уже лето.

***

Рано утром в воскресенье Лиза пошла в церковь – помянуть и помолиться. Там она постояла, послушала службу и тихое пение и вспомнила про Лиду, потом про Митю. Она вернулась домой к завтраку, а после осталась сидеть с отцом, пока тот просматривал накопившиеся газеты.

– Смотри, дочь, что пишут: «Наш корреспондент стал свидетелем небывалого происшествия, имевшего место быть вблизи недавно открывшейся Всероссийской Выставки. Добропорядочный гражданин нашего города, пожелавший остаться неизвестным, совершил благородный поступок! Он выхватил из-под колес нарушителя движения зазевавшуюся посетительницу, чем сохранил ей жизнь и имущество. Сограждане гордятся его решительностью!». Ты гордишься, дочь, решительностью неизвестного гражданина? – улыбался Полетаев.

– Конечно, горжусь, папа! – Лиза была довольна, что про нее в заметке упомянуто не было.

– А как у тебя с Егоровной? – оторвался от газет отец.

– Ну, зачем ты спрашиваешь? Ты же сам видишь, – понизила голос Лиза. – До сих пор дуется: «Что прикажете?» да «Как изволите». Два раза обратилась ко мне: «Хозяйка». Уж и не знаю, что делать. Если назовет «барыней», то, боюсь, это затянется надолго.

– А я тебе секрет скажу, дочь. Ты у нее помощи попроси, покажи, что без нее не обойтись, может и оттает.

– Да уж пробовала, молча берет и сама делает.

– Ну, уж как-нибудь наладь.

– Знаешь, папа, что я подумала, – размышляла вслух Лиза. – Вот что значит «судьба»? Если бы я тогда от Егоровны не ушла, то мы бы со Львом Александровичем не встретились, не сели бы в тот трамвай, и он вовремя не увидел бы опасности и не смог никого спасти.

– Так, это же каждый день так, Лизонька. Кто-то раньше выйдет, кто-то опоздает, а уж у кого как получится, то судьбой и считают.

– Ну, значит, действительно, что-то можно изменить? Если заранее знать что.

– И еще знать «когда», и знать «зачем», и знать «где», да кроме того – что из этого выйдет, да что потом станется, – Полетаев говорил слова легко и привычно, уже снова отвлекаясь на газетные строчки, – То есть владеть временем и пространством, так? Это, Лизонька, божья забота. Нам только к нему прислушиваться хорошо бы, да хоть иногда слышать.

Лиза задумалась. А если бы папа тогда не подарил ей этот глупый зонтик, а Таня про него плохо не сказала бы, а она не пошла бы его вызволять? К этому надо прислушиваться или как?

Она встала и побрела в кухню. Егоровна еще не затевалась с приготовлением обеда, и протирала столовые приборы, помытые после завтрака. Лиза решила еще раз попробовать восстановить отношения:

– Няня, а мои цветы совсем завяли. Может быть, поможешь мне их рассадить? Я плохо помню, как это правильно делать, а ты ж у нас знатная огородница, а?

– Грех это! В божий-то день, – сверкнула на нее глазами суровая Егоровна.

Лиза вздохнула, еще немного постояла в проеме двери, молча глядя на няню и теребя пальцами косяк, потом развернулась и ушла. Оставшаяся в одиночестве Егоровна, видно, сама себе была уже не рада, потому что в сердцах со звоном швырнула вилки в ящик буфета и тоже глубоко вздохнула.

А на следующий день душа Егоровны не выдержала пытки, устроенной ею самой. После завтрака она зашла в комнату, где Лиза с ногами сидела на кровати с книжкой, и приказным тоном велела:

– Вставай! Пошли что ли?

– Куда? – на всякий случай спросила Лиза, хотя ей было все равно от радости, и она уже ногой нашаривала туфельку.

– Я клумбу твою уже пролила. Пошли содить.

– Я бегу, няня! Я только тогда переоденусь.

Выйдя во двор, Лиза увидела, что Егоровна уже переносит из-под навеса корзиночки с цветочной рассадой поближе к клумбе. Присоединившись к ней, она, слегка схитрив, на ходу спросила:

– Няня, как думаешь, сажать по краю или на одной какой-то половине? На всю клумбу-то не хватит!

– Да я думаю, лучше от середины, в кружок, – попалась на удочку Егоровна. – Так потом и наши следы, что натопчем, легче убрать будет. Грабельками погребем, и ровненько все будет.

– А поливать когда? – продолжала Лиза маневры.

– А вот мы сейчас еще раз землицу-то прольем, видишь, вода вся ушла уже. Она ж от жажды измучилась, застоялась родная. А вот как напитается всласть, напьется досыта, так вскоре и сажать будем. И больше сегодня им пить уже не дадим, пусть постараются, пусть на самую глубину свои корешки тянут, чтобы до водицы достать. Так, глядишь, и зацепятся, и приживутся.