Анатолий Курчаткин - Через Москву проездом

– Мадам, вы такая стройненькая, тоненькая, не будет ли вам плохо? Мадам, может, вам помочь? Мадам, теперь мне ясно, почему ваш муж вечно голоден – вы его объедаете.

– О-ой, перестань!.. – стонала от смеха жена с набитым ртом.

Но в Эрмитаже, когда, купив билеты, они вошли в гулкую просторную прохладу вестибюльного зала, Андрей вдруг ощутил в себе какое-то беспокойство. Впрочем, облачко его было легко и невесомо и растаяло, едва они поднялись наверх, пошли по длиннейшей анфиладе залов: один за другим, один за другим, с боковыми галереями, комнатами, зальцами, один за другим – неужели человек мог жить в этом и не ощущать себя беспомощной белковой плотью о костях, клетчатке и омывающей ее красной жидкости, называющейся кровью, среди этих громадных каменных пространств?

Но потом, когда в третий раз, все более и более запутываясь, они проходили одну и ту же лестницу в поисках увиденного ими мельком, но оставленного под конец зала импрессионистов, это беспокойство вновь вернулось к Андрею, и с ним он ходил уже до конца, и мало-помалу оно сменилось раздражением: надо было, конечно же, заняться багажом с утра – к черту весь праздник, выручить его, купить билеты – и тогда гуляй, празднуй, вот ведь как надо было.

– Что ты помрачнел?

Они спускались по широкой светлой мраморной лестнице в вестибюль, и жена, с улыбкой довольства заглядывая ему в лицо, задала вопрос легко и бездумно.

Андрей пожал плечами.

– Думаю о предстоящей операции. По изъятию законного имущества.

И это была правда, если не считать того, что та вчерашняя злость на нее за ее каприз уже примешалась к раздражению и разливалась внутри, черная, дымящаяся, обжигая и выедая себе внутри темную маленькую пещерку.

Нужное им отделение милиции оказалось в двух кварталах от их несостоявшегося пристанища. Из застланного серым линолеумом холла в таинственную глубь учрежденческого организма вели четыре дощатые, выкрашенные в густо-коричневый цвет двери, одна из них была распахнута до упора и подперта таким же густо-коричневым, грубо сколоченным стулом, чтобы не закрывалась, в проеме ее виднелся угол деревянного барьера, двое милиционеров в фуражках за ним – явно комната оперативного дежурного.

– Извините, пожалуйста, – начал Андрей тривиально. – Мы вот по какому делу…

И дальше пошла такая нетривиальная нелепица, что к барьеру послушать его подтянулись все, кто был в комнате, – трое милиционеров с сержантскими лычками, а дежурный – широкоскулый, сибирского типа капитан его, Андреевых, лет, гладко, лоснисто выбритый, с плотным жирком второго подбородка, – как ему растянуло в начале рассказа рот в ухмылке, так и сидел с нею, – сощурив глаз над взъехавшей кверху скулой до кошачьей узости.

Жена стояла сзади и чуть сбоку, Андрей ощущал ее мнущиеся движения, нервозность ее рук, не знающих, что им делать, и перекладывающих из одной в другую сумку, сунутую ей Андреем при входе в отделение.

– Так, ну так и что они? – перебил Андрея дежурный, все с той же ухмылкой, не в силах согнать ее с лица.

– Не отдают.

– И правильно делают. – Капитан, перешедши к решительным интонациям, сумел вернуть лицу озабоченно-деловое выражение. – А что, вдруг действительно краденое укрываете? Смеетесь? А ничего смешного. Бдительные товарищи – таких бы побольше, у нас бы давно уже полный коммунизм был: двери без замков стояли. Анисимов! – чуть привстав со стула, глянул он в сторону подошедших к барьеру милиционеров.

– Я, товарищ капитан, – мгновенно отозвался, вытягиваясь в рост, один из них.

Второй раз за прошедшие сутки Андрей имел дело с милицией, и уже что-то привычное и как бы даже необходимое для жизни появилось в этом общении, и он ощущал капитана и этого бодро и молодцевато отозвавшегося на свою фамилию Анисимова, который, вероятно, должен иметь с этого момента самое прямое отношение к ним с женой, – он ощущал их кем-то вроде близких, может быть, даже родных людей, которые мудры тем великим знанием жизни, коего нет у него, и они, в силу своей родственной заботы, всегда готовы поделиться им.

– Анисимов! – повторил капитан. – Пойдете с товарищами, поприсутствуете. Необходимо будет – ценные вещи там вдруг окажутся, ну и так далее, – составьте протокол. Впрочем, сюда для этого придете, – поправился он и повернул свое широкое коричневое лицо к Андрею. – А мне, пожалуйста, ваш паспорт. Сейчас, я зарегистрирую…

– Пойдемте, что ли? – позвал Андрея Анисимов, когда капитан вернул паспорт.