Константин Малахов - Молния среди леса

– Надо его… – начал было Костомаров, но тут лежащий резко дернулся и затих. Все в избе внимательно смотрели на лежащее тело, словно ожидая какой-то еще реакции. Может это какой-то приступ, и он еще оживет. Я заметил, что общей точкой всех взглядов стал доктор. Тот, словно почувствовав их, снова приложился к груди мужчины, затем попробовал пульс на руке. Диагноз и так уже не был тайной, но Корней Аристархович озвучил:

– Он умер, господа. Ничего более сделать нельзя.

Зверев лишь немного нахмурился, Игнат Никитович перекрестился, беззвучно шелестя что-то губами, молитву, наверное. Я отвернулся, пытаясь привести свой рассудок в порядок, или как говорят – охладить его. Странное чувство – вроде человек прямо на глазах испустил дух, казалось бы, шок, ужас, но нет. Была…жалость. Да, не так уж давно он хотел меня укокошить ни за что, а теперь мне хотелось, чтобы этот человек ожил. Беспомощное тело на полу, которому уже ничего от нашего мира не нужно – жалобное зрелище.

Костомаров продолжал рассматривать скончавшегося, егерь встал и смотрел на него сверху.

-Что… Что произошло? – обратился я к председателю.

Тот повернулся ко мне с каким-то затравленным взглядом, словно только обнаружил мое присутствие.

– Господи сохрани. Что ж делается… – пробормотал Игнат Никитович, глядя сквозь меня.

– Он залез избу, – глухо пробасил егерь и медленно повернул ко мне голову.

– В смысле пытался напасть или обокрасть, – догадался я, помня поведение покойного.

– Орал что-то о помощи, грозился всякими страстями, если не поможем, – буркнул Зверев.

– А рана на животе уже была? – вступил в беседу Костомаров. Он взял свои костыли и начал вставать. Я было дернулся на помощь, но доктор еле заметно махнул головой, отказываясь.

– Хочешь сказать, я его пырнул? – взгляд охотника спокойно переместился на доктора. – А от хищника либо убегать, либо бороться, но насмерть.

Костомаров смерил Зверева взглядом. Не знаю, сколько бы шла это дуэль, но тут ожил и председатель:

– Бог с Вами, Корней Аристархович, это не мы! Мы с Егорычем сидели себе тихо, разговаривали. Вдруг – слышим шаги на дворе. Ну, то есть Егорыч Денис услышал, – Иван Никитович остановился и сглотнул, переводя дух. – Только было собрались выйти глянуть – вваливается вот этот и давай орать не пойми что. Егорыч за ружье хвататься, но паря этот на нас и не нападает. Толком даже не стоит, шатается будто принял хорошо. И орет будто не нам, а куда-то, словно слепец. Табуретку вон сбил и чайник… А потом рухнул как срубленный стволик и давай трястись, в припадке что ли. Буйный, наверное?

– Не знаю, не знаю, – тихо, словно самому себе ответил Костомаров и добавил, уже громче: – Что делать-то теперь будем, господа?

– Закопать поглубже, чтоб зверь запах не учуял, – предложил Зверев. – И лучше поторопиться, пока вонять не стал.

У меня от такого ровного тона снова пробежала дрожь по телу. Я посмотрел, что скажет в ответ доктор, но первым отозвался старик:

– А что, если его кто ищет? – он осмотрел всех нас каким-то просящим взглядом. – Может весточку какую передать в другие деревни?

Зверев шумно выдохнул носом, то ли в знак несогласия, то ли задумавшись. Корней Аристархович еще раз посмотрел на тело.

– Рана на животе вроде и резанная, но не похоже на нож, грубовато для лезвия. Какое-то животное?

Это был вопрос обращенный к егерю. Тот присел над трупом, рассматривая его окровавленный живот.

– Вряд ли, – буркнул он не вставая. – Медведь бы если достал, то одной царапиной бы не отделался. На зубы волка тоже не похоже.

– А как насчет клыков вепря? – тоном невзначай заданного вопроса сказал Костомаров и я видел, что он не спускает с охотника взгляда.

Первую секунду его реакция была непонятна, так как лицо его было опущено. Затем он поднял глаза на доктора:

– Может быть. Если нарваться на кабана или его выпас, то может и ударить клыком. Любой из них, – акцент был сделан на первом слове.

– Так вот чего он, наверное, орал о помощи – грустно выдохнул председатель и еще раз перекрестился. – Куда-то перенести его надобно…

Корней Аристархович задумчиво потирал подбородок.

– Насчет того, что искать его кинутся – может и правда. Только вот вопрос – кто? – и он обвел всех взглядом.

В ответ тишина. Я чувствовал себя участником какого-то тайного общества, собравшегося темным вечером в избе обсуждать свои неведомые дела. Собственно, так оно и было. Ведь мы – единственные свидетели последних минут жизни и первых смерти этого человека и эта тайна пока принадлежит нам. И Костомаров со своими театральными паузами тут как нельзя кстати.