Татьяна Москвина - Культурный разговор

Мне кажется, я знаю, кто это будет.

На мысль меня навело недавнее посещение В.В.Путиным открытого после ремонта здания Театра Наций. С чего бы, думаю, Путину осенять собою совершенно невнятный в художественном отношении театр? Театр, который возник не из творческой волны или художественной идеи, а из административного ресурса? Театр, где одна идея – как-нибудь поставить какие-нибудь спектакли и чтоб из стран Европы тоже привозили показывать какие-то спектакли на какие-нибудь фестивали, и чтоб все это называлось «современным» и содержалось государством.

Но потом я вспомнила, что руководитель Театра Наций Евгений Миронов – пламенный, многолетний сторонник президента. Не знаю, какой из него руководитель (хотя примерно знаю, какие из актеров руководители) – но артист-то он настоящий и пока что свой ресурс не истощил.

Я считаю, исключительная преданность Миронова своему герою должна, наконец, дать художественный результат. Именно этому артисту можно поручить воплощение президента-загадки на экране. Или на сцене – того же Театра Наций. Зря, что ли, ремонт делали?

Евгению Миронову, с его душевностью, нервностью и начитанностью, вполне под силу сделать, наконец, В.В.Путина понятным и человечным. Миронов, и только он объяснит нам художественно, отчего его герой никогда не признает ошибок. И каков тот непостижимый принцип, руководствуясь которым наш балтийский леопард назначает чиновников. Да, это он раскроет нам (если сценарист Володарский напишет, а он может написать все что угодно), что это за тайный план ордена меченосцев, по которому одиннадцать лет движется Россия! И куда.

Потому что мы понять этого не в состоянии. Одна надежда на «волшебную силу искусства».

Обновление Большого, на которое ушли шесть лет и 21 миллиард рублей, состоит из двух частей: реконструкция и реставрация. Реконструкция довольно затейлива. Так, удачно выкроена Верхняя сцена, просторная, удобная, где может разместиться целый оркестр и где легко репетировать даже какой-нибудь сильно многофигурный балет. А вот Подземный концертный зал скорее удивил как непонятная диковина. Он стилизован под греческий амфитеатр, разные части планшета, формируя пространство, опускаются на глубину. Эффектно, однако зал огромный, как зимой будет отапливаться? И что там играть, под землей, – реквиемы?

Новый Большой приспособлен к зрителю с ограниченными возможностями: человек на инвалидной коляске может разгуливать по всему зданию, а в зале для него отведены специальные места. Слабослышащим и слабовидящим тоже предусмотрены свои места – близко к сцене. Да здравствует мировой, добравшийся и до нас, гуманизм.

Новые гримерные комнаты оборудованы теперь душевыми и уборными, и уже не придется артистам толпиться в очереди к единственной кабинке на коридор, как в советские времена. Все блестит и переливается, даже технические лестницы облицованы мрамором. Скользко! Не подвернут ли ноги в балетках отдельные прыткие танцоры? Я бы все ж таки постелила побольше дорожек. Тут доблестному директору Большого, Анатолию Иксанову, надо сделать выбор между блеском и безопасностью.

Что до реставрации, то она сделана по-русски в лучшем и высшем смысле этого слова. Сделана в том страстном напряжении души, в том благословенном порыве к идеалу, в котором работали великие русские мастера. Их собрали со всей России – более трех тысяч человек: скульпторы, живописцы, декораторы, золотых и хрустальных дел мастера – для великого, важного усилия – восстановить императорский театр.

Дворцовые ткани из шелка делают во всем мире – лишь 17 женщин из Старо-Спасского монастыря в Москве, в день выходит небольшой кусочек. А для обивки Императорского фойе и Царской ложи нужны были сотни метров! Позолоту в зале наводили по старинным рецептам, и протирать ее следует специальной беличьей кисточкой. Точили тонкие, прозрачные вазы из алебастра в Белом фойе, ваяли фигуры Атлантов в зале – только из папье-маше, не из гипса, чтоб не портить акустику… Короче, мастера, что называется, «оттянулись» – когда еще получишь такой выгодный заказ. И расстарались – красиво до слез и красиво дорогой, тщательной, «императорской» красотой.

И вот стоит он, голубчик, весь сияет хрусталем и золотом, воссозданный так любовно и тщательно – и, как в одном романе Кинга, ждет приближающегося будущего. Вот уже встрепенулись обрадованные инвалиды, размечтались провинциальные учителя и врачи – эх, взглянуть бы! – да и большие чиновники себе черкнули: обязательно посетить. В душе, в избе и в стране должен быть «красный уголок», чистое место для радости и мечты, пусть им будет Большой, обновленный подвигом мастеров.