Мною овладело такое безразличие, что я, почти не думая больше о своей безопасности, с наступлением сумерек рухнул в изнеможении на землю. Утром, однако, я продолжил свой путь, но наступивший день был еще неудачнее предыдущего.
Мне не удалось найти ни одного моллюска, ни кусочка иной пищи, ни капли воды, и к вечеру я испытывал страшные муки. Назавтра я уже с трудом волочил ноги и был уверен, что наступил мой последний день. Мне все чаще приходилось останавливаться для отдыха.
В конце концов я набрел на две скалы, тесно прижавшиеся одна к другой; усталый и измученный, с израненными ногами, почти отчаявшийся, я улегся под ними.
Вскоре начался прилив, и мне пришлось вскарабкаться на скалу. Я оставался там, пока уровень воды не спал. Спускаться было нелегко. Тем не менее, собрав остатки сил, я поплелся вперед, вдоль побережья. Через несколько часов, к моей великой радости, я набрел на реку Манговак - увы, тоже с соленой водой - и переправился через нее. На другом берегу австралийцы выжгли заросль. Тщательно исследовав пепелище, я, к счастью, обнаружил тлеющее дерево и захватил с собой головешку. Теперь у меня снова был огонь, хотя вроде бы и ни к чему: еды у меня не было, пресной воды - тоже.
Я уже вконец отчаялся, когда увидел высокий куст, усыпанный неизвестными мне ягодами. Они могли оказаться ядовитыми, поэтому я старался на них не набрасываться.
Ягоды меня порядочно подкрепили, а тут мне еще посчастливилось найти источник с прекрасной водой, из которого я пил, сколько душе моей было угодно.
- -
* Бакли, конечно, имеет в виду собаку динго. - X. Р.
- -
В этот день всевышний был ко мне благосклонен - очевидно, из сочувствия к моим страданиям - и послал моллюсков в большом количестве.
Итак, теперь у меня были огонь, пища и вода.
Чуть не забыл сказать, что мои товарищи захватили с собой ружье, которое мы унесли из лагеря. Да и вообще я, наверно, многие подробности упускаю или рассказываю не вполне последовательно. Надеюсь, читатели простят меня: время и страдания многое стерли из моей памяти, оставив в ней только то, что забыть невозможно.
В этом благословенном уголке я задержался на неделю, а может, две или три, трудно сказать, ведь я потерял счет времени и замечал только смену дня и ночи. Силы мои вскоре восстановились, и, уж конечно, я не преминул горячо поблагодарить бога за то, что он не оставил меня в беде, и попросить его помощи в тех лишениях и страданиях, которые, быть может, еще ждали меня.
Однажды пошел ливень - первый с начала моего путешествия - и не прекращался целые сутки, но я нашел пещеру и укрылся там от потоков воды.
Окрепнув, я возобновил свой путь, стараясь «е удаляться от побережья, где было вдоволь моллюсков, хотя мне по-прежнему приходилось туго из-за недостатка пресной воды: ко всех попадавшихся на моем пути реках вода была соленой или солоноватой.
Через два дня я дошел до большой скалистой гряды протяженностью около мили - австралийцы называют ее Нураки. Над ней нависал крутой берег, почти заслонявший ее от лучей солнца. Мне показалось, что здесь не бывает отливов и глубина воды почти не меняется.
Это было первое место, где я задержался надолго. Дело в том, что из-за плохой пищи, особенно скудной в последнее время, да к тому же еще принимаемой нерегулярно - я то голодал по нескольку дней, то наедался до отвала, - по всему телу у меня высыпали нарывы и болячки, так что каждое движение причиняло мне боль, и я с трудом передвигался. Вот я и решил остаться здесь, пока не выздоровею, тем более что со скалы сбегал быстрый ручей с пресной водой. Около него я начал строить шалаш из веток и морских водорослей. Нелегкая работа для больного человека, но я, превозмогая мучения, причиняемые мне малейшими усилиями, за три-четыре дня закончил свою «виллу»; в ней я прожил несколько месяцев.
Мой рацион пополнился ползучим растением, обнаруженным мною на побережье. По вкусу оно напоминало арбуз довольно пресная, но хорошо освежающая пища. Кроме того, я нашел поблизости ягоды, похожие на смородину - черную и белую, и каждый день устраивал роскошные пиршества. Мои силы - физические и духовные - быстро восстанавливались. Помню, мне даже приходила в голову мысль остаться здесь до конца своих дней, но я всякий раз быстро от нее отказывался. Человек не может жить без себе подобных, в нем заложены инстинкты, заставляющие его обзаводиться семьей, пусть даже самой скромной, и обществом, пусть даже самым непритязательным.
Читать дальше