laventadorn - Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me)

Не удержавшись, Лили выпалила, совершенно ошеломленная этой новостью:

— Но Джеймс говорил — Люциус такой чудовищный сноб...

Сама не зная отчего, она покраснела — такое у Северуса было лицо, словами не передать, какое.

— То есть... я не... — протянула она беспомощно.

— Ты хочешь сказать — зачем только ему сдался старина Сопливус с его немытыми волосами? — помог ей Северус; негромкий его голос так и сочился язвительной насмешкой — призрак того обволакивающего безупречного голоса, каким он говорил тогда, в самый первый вечер; эхо интонации, прозвучавшей в словах его матери, когда та заставила Лили почувствовать себя каким-то слизняком. На сей раз Лили даже не понимала, над кем именно он насмехается — над ней? Над Джеймсом? Над самим собой?

— Не надо, — прошептала она. — Не надо, Сев. Ты же сам знаешь, что это неправда.

Он поднял на нее взгляд — сколько раз Волдеморт видел на его лице точно такое же выражение? Она не знала.

— На самом деле, — произнес он холодно, — для Люциуса это вполне имело смысл. Как я уже говорил, чистокровные волшебники любят, когда им подчиняются. Почему, думаешь, Блэк и Поттер держали рядом с собой Петтигрю? — и, прежде чем Лили успела оправиться от шока, Северус продолжил: — Думай обо мне как о его Петтигрю, если тебе так проще. У Люциуса было много лизоблюдов и подхалимов — я был одним из них. Он любил держать нас под рукой, чтобы оскорблять, унижать и третировать; взамен он получал от нас только повиновение и восторг. И поскольку слизеринцы не скупятся на вознаграждение за хорошую службу, Люциус щедро одарял тех, кто сносил все покорно. В моем случае он свел меня с Пожирателями Смерти.

— Это чудовищно, — чуть не плача, прошептала Лили.

— Я сам того хотел, — произнес Северус. Голос его казался обескровленным — настолько он был лишен эмоций; словно они все вытекли из него, как вода в водосток. — Люциус был... доволен. И Темный Лорд...

Он так и не договорил. Лили могла только гадать, уж не собирался ли он сказать что-то вроде "и Темный Лорд был мной доволен тоже". В его лице было что-то такое — как будто тень вокруг глазниц; что-то пустое и недоброе — словно она на секунду заглянула в чужой кошмар.

Инстинктивно она потянулась к Северусу — так, словно это прикосновение должно кого-то из них успокоить; но стоило ей только шевельнуться, как он немедленно вскочил со стула, так резко, что уронил его, задев при этом письменный стол. Кувшин на столешнице подпрыгнул, но устоял — но Сев, должно быть, решил, что тот вот-вот упадет, и перехватил его, окатив при этом соком кисть руки и запястье.

— Сев, — начала Лили остолбенело — уж чего-чего, а такого она от него точно не ожидала; села в кровати — оставалось только свесить ноги на пол, а потом можно будет подняться и наконец до него дотронуться...

— Нет, — сказал он тихо и жестко — не громче шепота, но шепот всегда гладкий, а голос его таким не был. — Не трогай меня.

Он дышал тяжело и часто — совсем не так, как дышат, просто сидя в комнате; попятился назад — она не отводила от него взгляда — вжался спиной в закрытую дверцу шкафа...

— Я не... когда утешают... ты не понимаешь...

На несколько мгновений Лили оцепенела — одна нога на полу, другая еще на кровати. Он стоял на другом конце комнаты, дыша хрипло и неровно; одним резким движением запустил пальцы в волосы. Внизу, во дворе, послышался гундосый голос Петуньи; хлопнула дверца машины.

Лили надеялась, что поступает правильно. Вытянув руку, она указала на стол.

— Сев, — он взглядом проследил, куда показывал ее палец, но глаза его лихорадочно метались, не останавливаясь ни на миг... ее ладонь — ее плечо — потолок — дверь комнаты... — Напишешь мне, в чем дело?

Он уставился на нее. Всего лишь стоял и смотрел — долго, очень долго.

Затем повернулся к письменному столу и потянулся к левому ящику за листом бумаги — Лили всегда хранила ее там — так привычно и непринужденно, как будто пользовался этим столом двадцать лет. Она завороженно следила за тем, как он нашел шариковую ручку в центральном ящике — зеленую, ту самую, которую она выбрала для заметок накануне Сочельника.

Она думала — он будет писать долго, заполнит словами целую страницу, но Северус лишь вывел короткую строчку и, не глядя, протянул ей листок.

Там было написано лишь несколько слов: "Как тебе не противно ко мне прикасаться?"

Лили не могла отвести от них глаз. Долго, очень долго.

В голове у нее крутился миллион с хвостиком разных ответов. Она могла — и хотела — объяснить ему многое. И еще — задать миллион разных вопросов. С хвостиком. Потому что он тоже мог ей многое объяснить. Но она знала, что скажет только одно.