Питер Гелдерлоос - Как ненасилие защищает государство

Моя позиция заключается не в том, что все пацифисты — охранители и продажные шкуры, лишённые всяких достоинств, и что им нет места в революционном движении. Многие пацифисты — потенциальные революционеры и действуют из лучших побуждений, просто они не сумели пойти дальше своих культурных стандартов, программирующих инстинктивно реагировать на агрессию против божественного Государства как на величайшее преступление и измену. Некоторые пацифисты проявляли настолько твёрдую приверженность революции, брали на себя такие риски и приносили такие жертвы, что они выше критики, обычно заслуженной пацифистами, и даже представляют собой угрозу функционированию статуса-кво особенно тогда, когда их мораль не мешает им работать в солидарности с непацифистскими революционерами.236 Суть в том, что пацифизм как идеология с претензиями, выходящими за рамки личной практики, неисправимо служит интересам государства и безнадёжно психологически связан со схемами господства патриархата и превосходства белых.

Продемонстрировав необходимость замены ненасильственной революционной практики, я хотел бы определить точнее, чем мы можем её заменить, поскольку многие непацифистские формы революционной борьбы обладают своими характерными недостатками. В дебатах пацифисты обычно обобщают некоторые распространённые ошибки нескольких типичных исторических революций, но избегают любого детального анализа и считают вопрос решённым. Но вместо того, чтобы говорить, например «Смотрите, насильственная Российская Революция привела к новому насильственному и авторитарному правительству, поэтому насилие заразительно»,237 — было бы полезно отметить: всё, чего хотели ленинисты, — это авторитарное капиталистическое государство, покрашенное в красный цвет, с ними во главе, и в общем-то они вполне достигли своих целей.238 Мы также можем указать на тогдашних революционеров-анархистов Южной Украины, последовательно отказывавшихся от власти и годами освобождавших обширные регионы от немцев, националистов-антисемитов, белых и красных, — при этом не навязывая свою волю освобождаемым, которых они вдохновляли на самоорганизацию.239 Чтобы и дальше избавляться от мистифицирующего, поверхностного анализа пацифистами истории, можно было бы, испачкав наши руки, залезть поглубже в исторические детали и проанализировать степени насилия, возможно, показав, что в плане структурного разложения и государственных репрессий Куба Кастро — результат насильственной революции, пожалуй, менее насильственна, чем Куба Батисты. Однако у Кастро и так достаточно апологетов, что отбивает у меня охоту тратить свою энергию подобным образом.

Группа махновцев в Познанщине (Польша), 1922 г.

Общим элементом всех авторитарных революций является их иерархическая форма организации. Авторитаризм СССР или Китайской Народной Республики был не мистическим наследием использованного ими насилия, но прямой функцией иерархий, с которыми они неизменно сочетались. Странно, бессмысленно и совершенно неверно утверждать, что насилие всегда порождает определённые психологические стереотипы и социальные отношения. Однако иерархия неотделима от психологических стереотипов и социальных отношений доминирования. Фактически, бо´льшая часть бесспорно несправедливого насилия в обществе уходит корнями в насильственные иерархии. Другими словами, концепт иерар­хии обладает большой аналитической и моральной точностью, которой лишён концепт насилия. Поэтому для настоящего успеха освободительная борьба должна использовать любые необходимые способы, согласующиеся с построением мира, свободного от насильственных иерархий.

Этот антиавторитаризм должен быть отражён как в организации, так и в этике освободительного движения. С точки зрения организации, власть должна быть децентрализована: никаких политических партий или бюрократических институтов быть не может. Практически целиком власть должна быть сосредоточена на низовом уровне — у индивидов и групп, работающих в рамках местных сообществ. Поскольку низовые движения и местные сообщества ограничены обстоятельствами реальной жизни и имеют постоянный контакт с людьми вне движения, идеология склонна перетекать вверх, концентрируясь в «национальных комитетах» и на других централизованных уровнях организации (сводящих вместе похожих людей, погружённых в абстракцию и удалённых от контакта с повседневными реалиями большинства). Мало что обладает большим потенциалом для авторитаризма, нежели авторитетная идеология. Поэтому как можно больше автономии и власти по принятию решений должно оставаться на низовом уровне. Когда местным группам нужно объединяться на федеративных началах или как-то иначе координироваться в широких географических рамках, — а трудность нашей борьбы потребует координации, дисциплины, совместного пользования ресурсами и общей стратегии, — любая возникающая организация должна гарантировать, что местные группы не утратят своей автономии, и, какие бы высшие уровни организации ни создавались (региональные или национальные комитеты или федерация), они должны быть слабыми, временными, часто заменяемыми, отзываемыми и всегда зависящими от ратификации их решений местными группами. В противном случае у тех, кто займёт высшие уровни в организации, скорее всего, разовьётся бюрократическое мышление, и у организации, вероятно, появятся свои интересы, которые вскоре разойдутся с интересами движения.