Питер Гелдерлоос - Как ненасилие защищает государство

Афиша Марша памяти членов рабочей коммунистической партии, убитых Ку-Клукс-Кланом 3 ноября 1979 г. в Гринсборо.

Несмотря на историю репрессий, сторонники ненасилия часто доверяются органам государственного насилия не только для защиты себя, но и для достижения своих целей. Даже если такое доверие не всегда ведёт к явным катастрофам, подобным бойне в Гринсборо, это всё равно не может оправдать ненасильственную позицию. Пацифисты, заявляющие, что избегают насилия, помогали десегрегации школ и университетов по всему югу США, но в конечном счёте именно вооружённые отряды Национальной гвардии позволили первым чёрным учащимся войти в эти школы и защитили их от насильственных попыток изгнания. Если пацифисты не могут защитить собственные достижения, что они будут делать, когда не смогут располагать организованным насилием полиции и Национальной гвардии? (Кстати, интересно, а запомнили бы пацифисты десегрегацию как поражение ненасилия, если бы чёрным семьям пришлось прибегнуть к «Священникам за защиту» вместо Национальной гвардии, чтобы защитить своих детей при входе в эти школы «только для белых»?) Десегрегация учреждений была удобна правящей структуре, основанной на белом господстве, поскольку это разрядило кризис, увеличило возможности для кооптации чёрного руководства и стимулировало экономику, — и всё это удалось сделать без устранения расовой иерархии, столь фундаментальной для американского общества. Итак, для помощи в десегрегации университетов была призвана Национальная гвардия. Но не так сложно представить себе набор революционных целей, на защиту которых Национальная гвардия не встанет никогда.

Белые пацифисты, протестующие против милитаризма США, никогда не смогут добиться того, чтобы полиция или Национальная гвардия хотя бы обеспечивали соблюдение закона — изъяв оружие, запрещённое конвенциями, или закрыв военные школы, учащие солдат техникам пыток. Правительство же по-прежнему имеет свои выгоды, потому позволяет проводить эти бесполезные демонстрации. Разрешение ненасильственного протеста улучшает имидж государства. Вольно или невольно, ненасильственные протестующие играют роль лояльной оппозиции в спектакле, драматизирующем инакомыслие и создающем иллюзию того, что демократическое правительство не является элитистским и авторитарным. Пацифисты выставляют государство милостивым, давая власти шанс потерпеть критику, на самом деле не представляющую угрозы продолжению её функционирования. Живописный, сознательный, пассивный протест перед военной базой только улучшает PR-имидж армии, ведь, конечно, только справедливая и гуманная армия будет терпеть акцию протеста перед своими воротами. Такой протест похож на цветок, засунутый в дуло винтовки. Он не лишает винтовку возможности стрелять.

Демонстрация «Оккупай Окланд», США.

Чего пацифисты никак не могут понять, так это того, что гласность не даёт нам власти и она не равна свободе. Гласность является привилегией,107 которая может быть — и бывает — отнята правительством, когда ему это выгодно. Государство имеет неоспоримую власть отнимать наши «права», и история регулярно демонстрирует примеры использования этой власти.108 Даже в повседневной жизни, если мы пытаемся говорить всё, что хотим, боссам, судьям и полицейским и не оказываемся раболепно-близки к ним, честность и свободный язык влекут за собой тяжёлые последствия. В ситуациях социальной нестабильности, ограничения на «свободу слова» становятся ещё более определёнными. Взгляните на аресты активистов, выступавших во время Первой мировой войны против призыва в армию, и на людей, которых арестовали в 2004 г. за то, что они держали протестные транспаранты на мероприятиях, где выступал Буш. «Свобода слова» свободна только до тех пор, пока не является угрозой и не связана с возможностью вызова системе. Максимальной свободой слова за всю свою жизнь я пользовался в «спецблоке» (одиночной камере максимальной безопасности) федеральной тюрьмы. Я мог кричать и вопить всё, что хотел, даже ругаться на охранников, и (кроме случаев, когда мне удавалось найти особенно креативный способ разозлить их) они меня не трогали. Какая им разница: стены были каменными, а мои слова оставались всего лишь сотрясанием воздуха.