Дмитрий Алехин - В лабиринте из визитов

А если бы не телефон, то я пытался депрессировать долго и безуспешно. А я ведь даже убедил себя, что когда так вот упорно и бессмысленно ссоришься, то просто необходимо немного подепрессировать и попредаваться тоскливой вере в худшее - любимое развлечение человека, которым хорошо заменяется тяга к активным действиям.

Когда, наконец, на некоторое время замолк телефон, я проголодался, а предаваться унынию, когда ты голоден, это уже, господа, совершенно не смешно и наводит на мысли о психологических отклонениях в особо тяжелой форме.

Hаконец мне позвонил кто-то, в ком я с огромным удивлением опознал голос знакомого _мне_ человека. Я уже тайно предвкушал, как меня обзовут Машей или, в крайнем случае, Петей, но Вадик жёстко, напирая на аутентичность своего собеседника с Леонидом, пригласил меня на "небольшую дружескую вечеринку". Мог ли я отказаться? Конечно, нет.

Hа улице было очень холодно, дул резкий ветер (когда-то в детстве поддавшийся видимо агитации по экспроприации всего тепла под лозунгом "Вселенной - смерть от энтропии!"). А жёлтое пятно солнца тускло выгорало в синеющем небе.

И вообще было неуютно, прохожие казались подозрительными и затаившими в душах своих под толстым слоем одежды что-то маленькое, злое и подлое. Поддавшись на секунду тяге сокращательства пути, я свернул в какую-то подворотню и почти сразу же пожалел об этом - наступила тишина, люди исчезли, а ощущение неуюта резко скакнуло вверх. Двор был огромный, но без единого подъезда и с редкими, отчего-то закопчёнными чёрным окнами. Hа этой копоти кое-где вычерчены слова, складывающиеся в агрессивные лозунги вроде: "Кровь выжидает! Сила бьёт! Глаз наблюдает! " Hеплохие надписи. Свежо. Только вот интересно, кто бы мог написать такое. Впрочем, вот кажется выход, затесавшийся между двумя стенами и почти незаметный. Пройдём. Всё внутри двора усыпано снегом, но сугробов нет, довольно ровно, так что можно идти спокойно и легко.

Проход был действительно узкий и весь залитый набухшим пузырьками льдом. Пузырьки были замурованы, а лёд от этого становился мутным и грязным. Посреди прохода совершенно неожиданно валялось совершенно синее ухо, аккуратно обрезанное в точках, где оно должно было быть прикреплено к голове. Из-за спины же совершенно неслышимо вдруг появился старик с непокрытой головой и длинной седой бородой. Он что-то шептал себе под нос и еле ковылял. Выйдя на лёд, он приостановился, пробормотал:"Да вот же оно, родимое", - протянул руку и неожиданно, без криков и попыток сопротивления, упал. Упал сильно, рука глухо стукнула об лёд, и почти сразу раздался хруст. Старик стал что-то сипеть, попытался приподняться, упал на лёд, а когда приподнялся, то я вдруг обратил внимание, что на шее у него болтается амулет, серебристо-ртутный, похожий на шар. Теперь амулет треснул, и изнутри проступила белёсая неприятная жидкость, которая всё сочилась и сочилась, как сукровица, покрывала плёнкой амулет. Старик теперь прошептал отчётливо:

- А ведь нужно просто вспомнить всё...

И обвалился на лёд окончательно.

Я поднял взгляд и внезапно обнаружил, что проход перегорожен высокой решётчатой оградой, любовно оплетённой колючей проволокой. И это в центре города! Ладно, пойдём другим путём.

Когда я оборачивался, я уже осознал, что сейчас должно что-то произойти, просто обязано. В единственном теперь проходе стояла высокая фигура в совершенно дикой несуразной одежде. Лицо прикрывала маска со схематическим изображёнием белого лица. Hиже шла ярко-красная блестящая куртка, вся вздутая, делающая тело непомерно пухлым, а на ногах были разлапистые чёрные брюки с яркими блёстками. Hа груди покачивался серебристо-ртутный амулет. Приближаться к этой фигуре решительно не хотелось даже с оружием в руках. Фигура подняла руку, и на внутренней стороне ладони я увидел нарисованный (по крайней мере так я понадеялся) глаз. Пальцы кроме мизинца и большого были чёрными. Hа среднем пальце, кроме того, было видно кольцо. Рука сжалась в кулак и опустилась, а я внезапно понял, что фигура совершенно бесследно пропала. Сзади раздался хрип, я снова обернулся и не увидел никакого старика, уха и всего остального. Только ограда стояла также прочно и нерушимо. И я побежал не оглядываясь, решив не дожидаться очередных сюрпризов этой подворотни.

Улица оставалась такой же неуютной, а вот в прохожих я с огромной радостью узнал обычных _людей_ и зашагал дальше к Вадику.

...

У Вадика было людно. Квартира у него была старая, большая, но даже в ней около пятнадцати человек не могли себя почувствовать действительно свободно. Впрочем, пришли они сюда не для того, чтобы почувствовать свободу и простор, а чтобы отдохнуть и расслабиться, поэтому все были чрезмерно веселы, смеялись на плоские шутки и делали вид, что находятся в замечательном настроении. (Впрочем, минут через пятнадцать я стал ещё более остальных смеяться над плоскими шутками и делать вид, что нахожусь в прекрасном настроении). Причинами этому были, конечно, и горячительные напитки, но не в последнюю очередь просто желание немного расслабиться и скорее выплеснуть своё тщательно поддерживаемое плохое настроение и все непонятные случаи, объединённые нелепостью и агрессивностью происходящего. После того, как стол был значительно очищен от еды, а все гости стали ещё более весёлыми и общительными, я стал подумывать о том, что надо что-то менять (все начали танцевать, а перспективных в общении дам на всех не хватило). Решив преодолеть эти трудности, я стал перебирать возможные варианты решения ситуации. Тут-то я и вспомнил, что у Вадика есть прелестная милая дочурка, с которой я неоднократно задушевно болтал. Это был хороший вариант смены дислокации, да и поболтать с подрастающим поколением бывало интересно (или, по крайней мере, "ненапряжно"). Присоединившись к общей волне вставания для дальнейшего танцевания, я бодро приподнялся и коварно свернул на середине пути, чтобы исчезнуть в дверном проёме для своих целей.