Роман Воликов - Вдова героя

Какая муха укусила её в тот злополучный день, предшествовавший увольнению, Серафима, наверное, уже не сможет объяснить никогда. С утра всё было не так: кофе в жестяной банке не оказалось, хотя Серафима чётко помнила, что недавно покупала большую упаковку. Чая она дома не держала, поскольку чай терпеть не могла, пришлось заварить бурду из ромашки, которая против кашля. Она загрузила одежду в стиральную машину, машина тявкнула и отказалась трудиться. «Прекрасно! – подумала Серафима. – Для полного счастья не хватает только месячных». И месячные сразу начались.

Серафима явилась в редакцию с немытой головой, что с ней случалось крайне редко, и зло уткнулась в компьютер. Эти стишки, наглые, напыщенные и одновременно жалко подражательские гордым строчкам Вознесенского: «Мы – творяне двадцатого века…», попались ей на глаза одними из первых. И, конечно, если бы не этот злополучный день, она спокойно отправила бы автора на свалку, твёрдо исполняя указание никогда и при ни каких обстоятельств не отвечать и не рецензировать произведения.

Но Серафима была на взводе, нечто в интонации читаемого текста оскорбило её до самой глубины души, и она написала:

Пардон, когда вы посылаете материал, вы смотрите на адрес. Или это безразлично?

Секр.редк. Серафима Глухман

И добавила золотую самсоновскую фразу:

– Мы печатаем зрелую лирику!!!

Автором оказался маститый поэт из Санкт-Петербурга, пьяница и дебошир, рок-тусовщик и герой перестроечных баталий. Поэт протрезвел, прочитал ответ Серафимы, обиделся и позвонил фрау Марте. В самых казуистических выражениях он высказался о журнале и фрау Марте лично и заодно отказал в участии в престижном литературном фестивале, проводимом в городе на Неве, вдохновителем и почётным председателем которого являлся.

Через час после телефонного разговора фрау Марта сидела в кабинете Самсона, Самсон почти раком стоял у стола, а Серафима по стойке «смирно» посреди кабинета.

– Ты уволена, – сказала фрау Марта. – С сегодняшнего дня. Без выходного пособия. Das ist verboten. Это запрещено – отвечать автору, если ты, дура, не понимаешь по-русски.

– Вера Инбер, Вера Инбер… – произнесла Серафима.

– Что?! – фрау Марта смотрела на неё будто в глазок тюремной камеры.

– Вера Инбер, Вера Инбер… – громче сказала Серафима:

В золотых кудряшках лоб,

Всё смотрел бы, всё смотрел бы,

Всё смотрел бы на неё б…

– Что?! – ледяным голосом сказала фрау Марта.

– Кто! – сказала Серафима. – Великий русский пародист Александр Иванов. К сожаленью, покойный. Таких уж нет…

– Пошла вон! – сказала фрау Марта. – Тварь жидовская.

Она зашла в банк и проверила накопительную карточку. На счёте было 742 евро. «До хуя! – подумала Серафима. – Купил доху я на меху я! Хватит на два месяца аренды квартиры плюс скоромное питание».

Пособие по безработице ей, как не окончательной гражданке Германии, не полагалось. «На Риппербанн тоже не возьмут, – подумала Серафима. – Хотя я бы с радостью…» Перспектива найти новую работу выглядела весьма туманно.

Она пришла домой и посмотрела на газовую плиту. Тоже, между прочим, выход. Если выпить снотворное, переход в мир тонких субстанций и вовсе пройдёт незаметно. Она представила на мгновенье скорбящих родителей. Картинка была тусклая и не слишком печальная. «Ты стала чёрствой, – сказала ей однажды мать в телефонном разговоре. – Будто и не родная». «Да, я чёрствая и не родная, – подумала Серафима. – Незачем было тащить меня за шкирку по своей жизни. Осталась бы в Москве, может из сорняка и вышел бы цветочек».

– Цвяточек… – передразнила она себя. От невесёлых мыслей отвлёк телефонный звонок.

– Прости, если сможешь, – сказал Самсон. – Ты же понимаешь, от меня ничего не зависело.

– Не парься! – сказала Серафима. – После драки кулаками не машут и пязду на кочан не натягивают.

– В любом случае, я рад, что у тебя боевое настроение, – сказал Педрила. – Я написал в два русских журнала в Швеции. Возможно, там образуются вакансии. Тебе же без разницы, где жить: в Магдебурге или в Мальмё?

– Ни малейшей, цыплёночек! – сказала Серафима. – Спасибо тебе за заботу. Не забудь вечером поставить женушке горчичник меж ягодиц.

Она вспомнила маститого автора из Петербурга. Жила бы в Ленинграде, изукрасила бы ему рожу своими коготками. «Впрочем, ему не привыкать, – подумала Серафима. – Он же демократический герой. А герой без шрамов ещё не окончательный герой». Как там поёт товарищ Шнуров: вторник прошёл и хуй с ним… Чем бы заняться в связи с внезапно наступившей пенсией?