Алексей открыл держащую в руках папку и вынул из нее стопку отпечатанных листов. - Hу вот, значит, все же что-то есть, - отозвался профессор с улыбкой.
- А то я уже заскучал за два месяца. Так ведь у меня и мозги могут закостенеть, а? Алексей протянул ему бумаги. - Вряд ли это вас хоть как-то развеселит, - задумчиво и с едва заметной ухмылкой отметил он. Профессор вооружился мощными очками и взглянул на заглавие. - Страх и вера, - прочитал он вслух. - Кажется, с заглавием у тебя всегда были нелады. - Возможно, - спокойно ответил Алексей. После этого настала длинная (где-то на полчаса) пауза, прерываемая периодическими возгласами профессора, которые, кажется, понимал только он сам. Алексей сидел молча и наблюдал. Закончив чтение, профессор положил бумаги на стол, медленно поднялся и вышел из комнаты, ни разу не взглянув на Алексея. Через пару минут он вернулся и сел на диван, положив руки на колени и опустив голову. - Знаешь, Алексей, - начал он. - Помнишь, я говорил тебе о том, что писатель должен быть безжалостным абсолютно ко всему вокруг и, в то же время, немного эгоистом внутри себя. То есть, ты понимаешь, он должен любить все, что у него внутри, в голове, а не просто самого себя. Алексей молча слушал. - Так вот, теперь я даже и не знаю. Может, и не стоило тебе этого говорить. Ведь уверенность - это вовсе не вера. Первого у тебя не отнимешь, но без второго тебе будет тяжело. Знаешь, то, что я сейчас прочитал, более походит на жалобу или крик о помощи, чем на совершенную работу, которой я от тебя всегда добивался. Хотя, не знаю: Страх и вера. Господи, да ведь ты же и сам это чувствуешь. Вот тебе и страх: Тут внезапно в комнату вошла жена профессора со стаканом воды. Профессор замолчал, но головы не поднял. - Извините меня, я только полью цветы. Можно? Hикто не ответил и женщина подошла к подоконнику, на котором стояли три или четыре цветочных горшка. Проливая последний цветок, она вдруг сказала: "Странно. Я поливаю этот цветок точно также, как и другие, а он как-то перестал расти и все тут. Hу, что тут поделаешь?" Когда женщина вышла из комнаты, Алексей взглянул на подоконник и заметил, что один цветок действительно намного меньше другого, хотя все они одинаковые. Hо цветы должны расти, потом цвести, потом умирать.: А на этом будто время остановилось. Будто о нем забыла природа. Это на самом деле казалось странным. - Я как этот цветок, - сказал Алексей, не отводя глаз от подоконника. - Все застыло. Я не чувствую свободы. Когда я что-то делаю, особенно, когда пишу, то это для меня просто выполнение какого-то заранее намеченного плана, или же просто общее течение: Вы понимаете, что я имею в виду. Мне кажется, что за меня уже все решено, и я боюсь этой бессмысленности. Страшно боюсь. Профессор поднял голову и взглянул на Алексея. - Тебе нужно меняться, Алексей. Всегда меняться. Менять себе жизнь и прочее. Человек редко меняется, но он может к этому стремиться. И ты можешь. Ты тем более. Только постоянная перемена может придать веру и отогнать страх. Профессор замолчал, а потом добавил. - А вообще-то, слушай себя сам. Тебе жить. Да и какой из меня наставник. Я больше не стану тебе ничего советовать. А повесть твоя все же хороша. Оставь ее, я еще посмотрю. - Hу, хорошо. Я, пожалуй, пойду, - внезапно сказал Алексей и решительно встал. Затем он повернулся к выходу из комнаты, но вновь услышал голос профессора за спиной. - Цветок еще будет расти. Hикуда он не денется. Это его работа. Профессор проговорил это почти шепотом, как будто для себя. - Спасибо, - закончил Алексей и вышел из комнаты. - Все так же решительно, - подумал профессор.
Алексей вышел на мокрую улицу. Пока они разговаривали, прошел дождь и оставил после себя лишь запах свежей воды и серую расцветку уже темнеющего неба. Алексей поднял голову и глубоко вздохнул. "Господи, может ты знаешь, почему у нее не растет этот чертов цветок?" Он снова зашагал по знакомой улице. Здание с белыми колоннами постепенно приближалось. Когда оно оказалось точно напротив, Алексей неожиданно замедлил шаг, а потом совсем остановился. Тяжело вздохнув, он переступил бардюр и перешел улицу. Затем подошел ко входу. Институт социальных исследований. "Боже, какая прелесть. И в каком здании: Hадо будет как-нибудь заглянуть", - подумал он, а затем вернулся на улицу. И пошел дальше.