Олег Фролов: Хроники Тиа-ра: битва за Огненный остров

– Может, мне нравится, что в мире остается что-то удивительное, – Старик привычно пропустил мою колкость мимо ушей. – Так что ты мне больше не рассказывай об этом… О небесных камнях там и механике вашей.

– Я и не собирался.

– Знаешь, говорят, Тот-ра назвал Пши-те в честь женщины? – то ли спросил, то ли поведал Старик, снова сменив тему.

– Ши-те. Она называется Ши-те.

– Ну да, она.

– А про женщину я ничего не слышал, – холодно ответил я. Когда речь заходит о Тот-ра, главном механике нашего острова, я становлюсь еще серьезней. Примерно вдвое.

– Точно тебе говорю, – кивнул Старик и подвинулся ближе. – Ее звали Пши-ку. Помню, как сейчас…

– Ничего ты не помнишь, – перебил я. – Снова выдумываешь какие-то истории, а потом и веришь в них сам.

– Не хочешь – не буду рассказывать. Но Тот-ра назвал Пши-те в честь женщины, точно тебе говорю. Вот спроси у него сам.

– Ничего я не собираюсь спрашивать. Нет дела мне до твоих сплетен.

Сегодня Старику удалось порядком разозлить меня. Этим вечером победа за ним. И я, уже не скрываясь, подвигаюсь в сторону. К самому краю камня.

– Хорошо, чего уж… – пожимает плечами Старик и полностью уходит в поиск сухих травинок в собственной бороде.

Неизвестно, как они оказываются там, но, по всей видимости, в бороде Старика можно собрать целый гербарий. Такой он весь – выцветший, высушенный солнцем, неряшливый, но живой. В некотором смысле более живой, чем я сам.

А потом, спустя несколько минут, Старик роняет:

– До конца луны случится нечто ужасное, верно говорю.

– Гадание по травинкам в бороде? – привычно парирую я.

– Нет. Просто так задумано, – говорит он и, кряхтя, поднимается на ноги.

Вечерние тени уже ложатся на наши лица. Над стеной уммы напротив солнце успело превратиться в ослепительную оранжевую полосу, а потом – и совсем скрыться из виду.

Время уходить наступает всегда. Жаль, что время слушать мы не всегда используем по назначению.

2. Нечто действительно ужасное

С чего же на самом деле началась эта история? Уж точно не со Старика. И тем более не с состояния его бороды.

Может быть с того, что Тот-ра сказал: «Будешь летать» и тем самым определил мою судьбу – так легко и небрежно?

Или с того, как в день Оту-мару механические птицы храмовников впервые пролетели над нашим островом?

Может, и так. Но первое слишком эгоистично, а второе – несправедливо. Несправедливо ко всему множеству событий, которые привели меня и всех жителей Огненного острова к этому самому дню.

Думаю, что на самом деле эта история началась тогда, когда однажды после полудня в Ничто опустился Конструкт – один из восьми парящих островов Архипелага. Он исчез в белом мареве нижнего предела, выпустив на свободу силы, с которыми мне и предстояло столкнуться. Предстояло столкнуться всем нам.

Вы наверняка спросите: «Как же мог упасть вниз целый остров?» А я не найду, что ответить. И пусть он, как и семь других, просто парил в воздушном океане и по всем признакам должен был рухнуть в Ничто уже давно, но этого не происходило. С самого Начала Памяти (и, вероятно, еще раньше) Архипелаг медленно плыл на закат – день за днем, солнечный цикл за солнечным циклом. И на этом архипелаге свое путешествие продолжали мы – его жители. Обычные люди, которые плавили металл, выращивали грибы и травы, строили хитроумные механические устройства, говорили о политике, познавали себя и жителей соседних островов.

Силу, которая удерживала огромные куски земли в воздухе, искренние мистики называли Непознанным. Технократы говорили о магнитном поле Ничто – о том, как плывут по нему острова на подошвах из небесных камней. Мы же – все остальные, – просто занимались своими делами и не задумывались о том, чего изменить невозможно.

А потом однажды после полудня Конструкт начал опускаться. И тот порядок вещей, который всегда казался данностью, стал стремительно меняться. Быстрее, чем можно было представить и принять.

Подножка и седло. Несколько движений рычагов – вперед и назад, влево и вправо, в стороны и к центру. Оперение хвоста и крыльев послушно реагирует, позвякивая стройными рядами металлических пластин. Привязываю себя к седлу ремнями.

Я делал все это уже множество раз, и каждое движение доведено до автоматизма. Делаю, не раздумывая, и, пожалуй, еще не вернув себе способность думать. Всего несколько минут назад я спал – изо всех сил держался за остатки полуденной дремы, бодрствующей частью ума проклиная служителя на башне. А он звонил и звонил. Звонил и звонил.