Василий Голованов: Путешествие на родину предков, или Пошехонская сторона

Конечно, Салтыков-Щедрин до конца жизни своей не избавился от фантома Николая I, от цепенящего ужаса матушкиного крепостничества. Он умер в 1889 году, когда только еще начиналась удивительная эпоха небывалого экономического и культурного подъема России, которая в память о себе и оставила в пошехонской стороне тот самый город Бежецк, который сегодня смотрится, как декорация. Щедрин умер, когда прадед мой еще не начал делать свои переводы, а Сиверцев - составлять свои "записки", он слишком многого еще не знал, и оттого взгляд его так исчерпывающе беспощаден, так безнадежен...

Ну а у нас-то, знающих, что было далее и чем в 1917 году закончилось это невиданное цветение российской истории - какие есть основания смотреть с оптимизмом на прошлое свое и в особенности на будущее? Да, собственно говоря, никаких. Если только не принимать в расчет оснований самого общего, биологического, так сказать, свойства, которые гласят, что жизнь в конечном итоге берет свое. И ведь живем! Иван Грозный в опричнину всю бежецкую знать вырезал под корень за дела конюшего своего Ивана Федорова-Челяднина, "церкви стояли без пения", на запустелые боярские подворья зазывали народ из других мест, да немного нашлось охотников ехать: "немецких городов 32 человека, да юрьевских новокрещенов 49 человек... да 2 человека татар". А едва умер Иван, такое началось, что не дай Господи, "Смутное время": помимо поляков, татарва гуляла как в старину заодно с донскими казаками, грабили и били всех, кто под руку подвернется. После смуты в Веси Йогонской осталось всего 12 крестьянских и 8 бобыльских дворов, да дом кузнеца. Люди христианские имена забыли, опять стали друг друга называть как во времена язычества: Бессонко Харламов, Первушка Кондратьев, Коняшка Степанов, Чудилка Окульев...

И ведь претерпели, живем! Но что любопытно! Что в каждую отдушину "истории", то кровавой, то блудящей, то скучной непереносимо и всегда, разумеется, полной какой-то ужасной статистики, дворовых, засеченных помещиками, и помещиков, убитых дворовыми, детей, снующих в прокопченных кузницах, бурлаков, нищих, "стылых" неурожайных лет, погорельцев и дубинноголовых столоначальников - в каждую отдушину, как бы коротка она ни была, наступает время, которое одного за другим начинает производить талантливых людей. Они появляются необъяснимо, гроздьями, сразу во всех областях, как будто пришла пора и древо истории стало плодоносить людьми. И сама история эта в переложении талантливого человека обретает смысл и поэзию, как у Сиверцева...

Странно, может быть, покажется, но та Россия, о которой мы так часто сожалеем, как о стране, "которую мы потеряли", вся создалась за неполные пятьдесят лет. И из этих пятидесяти тридцать - то есть жизнь целого поколения - ушла на расчищение николаевских крепостнических завалов, на устроение законов, по которым можно жить, управления хоть мало-мальски честного, хоть мало-мальски гражданского, устройство судов, больниц, земских школ, торговли, промышленности... Все это к девяностым годам прошлого века только было закончено. А потом сразу - резкий, невиданный взлет - и Ахматова с Гумилевым в Бежецке.

Не знаю, кем бы стал мой прадед, случись ему родиться в Весьегонске в нынешнее время. И на что употребил бы он свою феноменальную память: на переводы с иностранных языков или сборку-разборку автомобильного движка, как большинство сознательно существующих здешних мужиков? Дело ведь не в людях только, а во времени: ибо время востребует таланты. Люди как-нибудь, да подбираются.

В Весьегонске видел я одну отрадную картину: когда сидел в ресторане со своими тетрадями, рядом за длинным столом отмечали десятилетие выпуска бывшие ученики одной из весьегонских школ. Все это были молодые мужчины и женщины, как говорится, в самом соку - и видно было, что каждый нашел себе в жизни место, живет осознанно и хорошо, и, в общем, достойно. Говорили тосты друг за друга, какие-то слова, приятные своей учительнице, - в Москве слов, сказанных с такой простотой и сердечностью, не услышишь. Приятное осталось впечатление. И я подумал: нам бы хоть лет тридцать пожить по-людски, чтоб никто не мешал, чтоб работать можно было, чтоб обираловки не было, чтобы властям хоть в чем-то можно было доверять, - мы бы поднялись. Вся страна поднялась бы. Потому что народ - он такой.

Только времени мало осталось. По официальной статистике, в 2003 году в Весьегонском районе в первый класс пойдет всего 46 человек. Совсем запустела земля, хоть и Китеж под ногами...