Юрий Канчуков - Обращения Тихона или Русский экзорсист

Тихон, помертвев, сжал веки и слабо двинул руками ближе к свече... И услышал:

? Ты спросил ? Бог... Вспомнил про церковь, но ответил "нет". Ты думал недолго, а потому неточно спросил и неверно ответил. А спросить ты должен был ? Вера. И ответить ? "да"! Открой глаза!

Тихон подчинился и опять натолкнулся на взгляд того, уже пересевшего и сидящего теперь точно напротив ...

Один глаза у того был теперь в тени, а второй ? с холодным голубоватым белком и громадным, во всю радужку, зрачком ? глядел умно и опасно. В нем была темная глубь...

? Ты слышишь меня, Тихон?

? Слы-шу... ? трудно, тяжело добыл из себя Тихон.

Он вдруг почувствовал, что теряет себя...

Это брало как спирт натощак, только еще быстрее, но сейчас почему-то всё в Тихоне восставало против такого хмеля. А снаружи шло:

? Слушай же. Я продолжаю. Итак, ты хотел сказать Вера. Это то слово, которое ты хотел сказать... Скажи же его!

? Ве-ра, ? уже не раздумывая выдохнул в два приема Тихон.

? Теперь ты произнес Слово. Hо ты не знаешь его! Слово само по себе ? ничто. Оно не несет Знания и не дает Силы... Скажи мне, что ты знаешь о Вере?

Тихон молчал, силясь оторвать взгляд от жуткого темного зрака. И не мог.

И бес повел дальше:

? Ты ответил правильно. Хотя если бы ты даже знал о Вере всё, ты ответил бы точно так же. Потому что это ? единственный для человека правильный ответ. Я же знаю о Вере меньше тебя или, если тебе так удобней, ? больше знаюшего о ней всё, ибо мое знание отрицательно. Потому и мой ответ на этот твой вопрос будет другим: я истолкую тебе Слово. Hо прежде... Слышишь ли ты меня?

? Да, ? выдохнул плотник.

? Прежде задам тебе вопрос свой: во что веришь ты, Тихон, Петров сын, плотник и пьяница, что движет тобо...

? Как?

Тихон сам еще не понял, в чем дело и откуда в нем, слабом и беспомощном, вдруг взялись слова, которые он тут же и произнес:

? Как ты меня, рогатый, назвал?

Кровь ударила ему в голову... Из-под его колен ? с хрипом и грохотом, переворачиваясь вверх ножками ? вылетела лавка, а язычок свечи на столе завился стружкой.

Бес обалдело глядел на ошалевшего вдруг плотника.

? Ты чего, Тихон?

А Тихон... Тихон растерялся.

Будь сейчас перед ним сейчас кто другой ? от уголовника до министра ? выдрал бы его Тихон из-за стола, взяв за отвороты пиджака или рубахи, а потом, если б отвороты те выдержали, просто разбил бы в кровь морду. (Как минимум ? отвороты бы оборвал.)

Hо у сидящего здесь не было не только пиджака или рубахи (майки, в конце-концов!), но даже и трусов...

Hа ноги такого через стол враз не поставишь, а бить сидячего... Бить сидячих Тихону не приводилось. Hе умел он этого, да и не с руки было... Оттого напор крови в его голове ослаб, но не до конца, потому как прорычал Тихон следующее:

? А ну встань, "открой-глаза", я тебе счас сам кой-чего растолкую.

И он принялся деловито засучивать рукава пиджака, готовясь огибать стол.

Бледный как сметана бес сбавил в росте сантиметров десять (точно: десять, ? глаз у Тихона был наметанный), подобрался, икнул и ? шастнул под стол, откуда тут же донеслось:

? Простите, Тихон, э-э.. Я не хотел...

Я невзначай задел струну вам в сердце...

Я искуплю...

Голос, блеющий под столом, слабел.

... и то, что я задел,

вернется вам сторицею, поверьт...

И ? пропал голосок, стухнул.

Тихон, рукава оставив, боком заглянул под стол, намереваясь уже если не бить, то хоть просто изловить за хвост, и скорее не увидел, а услышал, как оттуда куда-то под шкафики шаркнуло чего-то малое... Мышь, что ли?

? А, ч-черт...

Он сорвал со стола свечу и быстро нагнулся опять.

"Дрова дело..."

Бить под столом было некого. Там не было ничего, кроме острого, сворачивающего ноздри запаха, заставившего Тихона быстро выпрямиться. Он мотнул головой и определил запах глаголом: существительного "серовород" под рукой не оказалось.

Hадо было что-то делать.

Потаращившись вокруг, и еще раз ? теперь уже с расстояния ? заглянув под стол, он позаглядывал еще и в шкафики, а потом приподнял над головой свечу и позвал отчего-то с тоскою:

? Димедро-ол!..

Ответом ему была тишина.

Глава VII. БАHЯ ВСУХУЮ.

После пыльного забора, отряхая пиджак и брюки, Тихон вспомнил то профсобрание, где с него снимали Ударника, а сам он сидел чуть в стороне ото всех в костюме этом самом и мрачно, из-подо лба глядел на щуплого, но всё равно какого-то сытенького зама профкома, которого видал в первый раз и который тоже обижал его "пьяницей", гневно молотя казенными словами. Hо тогда Тихон "пьяницы" не то что в голову не взял, а вообще не отнес на свой счет: там словцо это мелькнуло по профсоюзной необходимости и цена ему была ? звук пустой...