Юрий Карабчиевский - Воскресение Маяковского

От этой, выматывающей силы и нервы, неблагодарной борьбы со стихом она с облегчением уходит в вольную прозу. Ее достижения здесь бесспорны. Здесь она умна, артистична, щедра и богата. Проза Цветаевой- это подвиг, вполне достойный ее нищей мучительной жизни. Но и здесь обнаруживается водораздел между органическим и конструктивным, хотя, возможно, и не столь однозначно отнесенный ко времени. Пожалуй так, что временная рамка очерчивает скорее не момент написания, а предмет разговора: человека, событие. Там, где предмет определен и ясен, то есть, как правило, в прошлом и давнем, проза Цветаевой точна и насыщенна. Там же, где предмет не особенно четок, где нет необходимости, а есть лишь повод,- там опять совершается насилие над словом, там слово подменено словами, там фразой, абзацем, страницей подменяется мысль. Заведенная ею пружина речи каждый раз должна раскрутиться до конца. Вместо самочитаемости - самораскрутка, механическая ее модель. Ни один период не может кончиться, пока не будут перечислены и как-то использованы все однокоренные слова или все, допустим, слова с данной приставкой. Тайное, глубинное родство - слов и слов, слов и понятий - заменяется поверхностным, механическим - грамматическим их родством.

Эта лингвистическая карусель превращает картину мира в мелькание звуков, кружит голову, выматывает CHJpJ, ничего не дает душе.

"Маяковского долго читать невыносимо от чисто физической растраты. После Маяковского нужно долго и много есть".

Эти точные слова первой, богатой Цветаевой можно с успехом отнести к ней же бедной, второй.

Формальное сходство ее стихов этого, второго периода со стихами Маяковского бывает почти дословным.

Пожарные! - душа горит!

Не наш ли дом горит?

До эйфелевой рукою Подать! Подавай и лезь.

Не хочу в этом коробе женских тел Ждать смертного часа!

Я хочу...

И т. д.

Но поразительней всего это сходство там, где дело касается социальной тематики.

Здесь и пафос тот же, и те же картинки, даже нечто вроде окровавленных туш.

Поспешайте, сержанты резвые!

Полотеры купца зарезали.

Получайте, чего не грезили:

Полотеры купца заездили.

("Но-жи-чком на месте чик лю-то-го помещика")

И та же, не дающая покоя, ненависть к сытым и толстым, и изобличение мещанского быта, вплоть до многострадальных перин, и та же вечная жалоба на бедность и обойденность. Разница только в том, что Цветаева не ездила в международных вагонах, а на самом деле, в реальной жизни - была до конца своих дней голодной и нищей. Но тем более, но именно поэтому декоративный наряд Маяковского выглядит на ней неуклюже, с чужого плеча, тем нелепей звучит его суетное обличительство.

Сопоставление почти всегда не в пользу Цветаевой. Ибо, отдадим должное Маяковскому, он предъявляет то, что имеет, а имеет он только маску. У Цветаевой же всегда из-под маски стиха выглядывает подлинное ее лицо, единственно нам интересное. Отсюда неотвязное побуждение: отодвинуть маску, отбросить стих, разглядеть знакомые живые черты...

Она любила Маяковского и Пастернака, Пастернак был ей кровным, предельно близким, едва ли не слившимся с ней, так ей казалось, но при этом он был слишком закрытым, герметичным и как пример - безопасным. Маяковский всегда оставался далеким и в то же время - на виду, на ладони. И так был велик подспудный соблазн, так явственен путь...

В ней было достаточно много мужского, она тоже порой чувствовала себя грубым верзилой, ломовиком, таким же архангелом-тяжелоступом... Нельзя не заметить что эти стихи - и о ней самой.

Потому и не влияние - а внедрение, неотвязное присутствие Маяковского в чуждой ему душе другого поэта. Чуждой - а все же в чем-то важном сходной и родственной...

О Маяковском и Пастернаке она написала в прозе - живо, кратко и точно. Но, называя характерные черты каждого" словно бы не заметила - и не заметила, и конечно бы ни за что не признала,- что сопоставляет не эпос и лирику, а поэзию - и непоэзию. Причем делает это так энергично, что порой хочется вступиться за Маяковского. Но примечательней всего критерий сходства.

"Мы подошли к единственной мере вещей и людей в данный час века (1932 г.- Ю. К .): отношению к России. Здесь Пастернак и Маяковский единомышленники. Оба за новый мир..."

От такого текста уже недалеко до челюскинцев, и да здравствует, и все это - путь из Парижа в Москву и дальше - в Чистополь и Елабугу...

Вам - просветители пещер - Призывное: СССР,- Не менее во тьме небес Призывное, чем: SOS.