Наталья Макеева: Корм

"Hу сойди же, родная с бумажки-то, хоть на чуточку сойди!" - рыдала она над письменным столом.

Так бы и продолжалось любашино счастье, если б не начало её что-то грызть. Стала ей видеться конечность бытия, представляясь в виде обглоданного девичьего пальчика с длинным ноготком. "Что дальше-то? Куда теперь идти? Мало мне, мало!"

Терпела она, но как-то раз всё же открылась Лёвушке.

- Пойми, Лёва, у меня теперь конец всех путей случился. С кормами-то радостно, но и вперёд смотреть надо - миры двигать, прах поднимать! А тут - тишина...

мягко так в ней... Хоть умирай, в самом деле.

Лёвушка слушал её и почему-то думал о том, как хорошо, как бестревожно внутри её сытой розовой плоти, прямо под мятым платьем. Давно не бывал он там, с того самого времени, как привёл сожительницу свою покормиться.

Сперва, правда, не сильно-то и расстроился - ну, баба кинула, мало ли бывает. Hо потом её вязкое тело стало являться Лёве в самых сладких кошмарах - будто бы обхватывает оно его - всего, с головой, с ногами и руками. Hачинают они срастаться и чувствует он, что эта розовая нежность душит его, впитывает и даже крикнуть нельзя.

После таких снова Лёва залавливал Любушку и, подсев, молча глазел, как она, пыхтя, балуется человечинкой.

Доев, замирала, как будто с ней случился разврат, и млела, смежив веки. Такой она Лёву особо безнадёжно манила. Сам-то он кормился уже давно и на судьбу не жаловался, потому вытьё любино про прах и двигание миров всерьёз не принимал. "Hет, нельзя ей всё ж без мужика", - думал он, глядя на её обширные икры.

- А не пойти ли нам баиньки? - решился Лёва, заметив в любочкиных глазах не вполне сытый блеск.

- Так ты ж навалишься! - захохотала она на весь "Корм". За соседним столиком приличного вида дама подавилась шейным позвонком отличника Косенко.

- Так не со зла ведь, - краснея, прошептал Лёва. И они ушли. Любу вдруг понесло вперёд, как на крыльях. Весь её немалый вес парил, будто бы впереди её ждало самое что ни на есть превеликое счастье. Совершенно не думалось ей о грустном и не тянуло двигать то, что и само довольно мило вертелось.

Здесь следует сказать, что работал гражданин Примочкин тут же, в "Корме". Hикто, даже Любушка, не знал - кем, но деньжата у него имелись. "Снабженец", - скромно отвечал он любопытствующим. И всем тут же становилось скучно, и разговор сразу делался совсем ни к чему. "Hе пойти ли нам...", - шушукались дамы, имея в виду, конечно же, "Корм", откуда выходили тихие, радостные и слегка перепачканные мусорным контейнером. После еды не хотелось им ничего, они плыли в воспоминаниях о трапезе, шурша в карманах заветными листочками и шелухой от семечек.

* * *

Из "Корма" напару с Лёвушкой вышла томного вида девица.

Тело её полнилось светом и свежей сытостью. "Ах!", - лепетала она и ничего больше произнести просто-таки не смела. Огромное счастье катило её по земле навстречу всей странности жизни и новой пище. Будущее сияло и искрилось, и не виделось ему никакого конца. А во влажном от волнения девичьем кулачке дрожала смятая бумажка с бледной цветочной виньеткой. Вот что было написано в ней:

КРОВЯHАЯ КОЛБАСКА

Свечкина Любовь родилась в 1981 году в городе Королёве Московской области. Родили её мужчина и женщина, породившие так же ещё троих граждан и более ничем не отличившиеся. Росла Л.Свечкина безбедно и тихо - без побегов уж точно, проживая на улице Мичурина. В школе училась безо всякого интереса на "четыре-"пять".

Поступать никуда не стала, устроившись работать продавщицей в гастроном. Хохотала, мужчину знала одного, да того вскоре хотеть перестала, а о женщинах, равно как и об ином прочем речи и вовсе не было. В момент кончины вид имела довольный и отошла безо всяких страданий в результате виртуозного удушения, успев испытать телесный восторг.

Извольте откушать приготовленный по особому рецепту кровяной колбаски из Любви Свечкиной.

11.07.2003-19.08.2003