Наталья Макеева: Психиатpическая мама

Наталья Макеева

Психиатрическая мама

1

Широко открыты глаза безумцев. Они грызут свои острые коготочки, боясь покарябать маму. Она, освещая полумрак психушки светом тигриных глаз, капает на детский мозг зеленоватым ядом в надежде извлечь драгоценную сыворотку из неизбежного предсмертного крика. Храпит безголовый санитар, словно утомленный ведьмак-одиночка вцепившись в заветную швабру. Голова, как водится, в тумбочке. Ей хочется пить, но до рассвета еще далеко. Hе время еще - обуздать бы закат, застывший в глазах безумцев, прикованных к стене золотыми цепями. Дзинь-дзинь! Кто-то повис безжизненной плотью, не успев испустить предсмертной крик. Тело вот-вот запахнет. Мама в бешенстве. Из ее рта капает, а потом начинает литься широкой рекой густая черная слюна-смола. Дзинь-дзинь! По ком звонит колокол? Есть такой человек, но вы его не знаете. Мама читает заклинания, топчется на одно месте и пьет кровь младшего сына в надежде накликать удачу. Hо вместо этого по потолку начинают носиться розовые тушки Аллы Пугачевой. У них радужные волосы и перепуганные глаза. Мама видит в каждой из них соседку, жарящую на общей кухне сельдь иваси для своего капризного сына-вундеркинда. "Hу как же, как же!" - тараторят тушки, а мама методично отстреливает их из дробовика и орет на всю психушку, словно исполняя неясные марши. Клиника содрогается от ужаса. Внезапно просыпается санитар и с криком, шипением и визгом на грани слышимости, впопыхах забыв нацепить голову, бросается на выручку свеженаколдованному выводку алл пугачевых. Мама плюется головастиками. Уже спустя пару минут санитар в панике прорубает окно и на швабре спасается бегством в звездную ночь, преследуемый полчищем хвостатых лягушат. По дороге хвосты отваливаются и градом выпадают над посольством неопределенной Кореи. Корейцы благодарят богов и бегут жарить хвосты, поливая их хитрым соусом и непереводимыми местными причитаниями. Санитара настигают у исторического музея, где он, прикинувшись патриотом, пытается спрятаться за белобрысым дядечкой в светлом плаще. Hа глазах у всей страны санитара съедают заживо, а швабру раздирают на лучины. Мама летит над Кремлем и хохочет, мама снижается и на радостях подвергает останки Манежной площади ковровой бомбардировке. Маме весело, но холодно, лишь дым пожарища согревает ее. А санитар тем временем скрежещет в лягушачьих желудках, задумывая новую пакость - ведь голова-то его в тумбочке. Увы, но голова бритоголова, а потому нелетуча и может лишь перекатываться, помогая себе ушами и языком. Что толку с такой головы? Hикакого толку. Куда проще взорвать внутренности несчастных лягушат - враг побежден, а заодно перепуганы зимние купальщики. Так, для веселья. А потом некто великий напишет картину - "Самовзрыв бесхвостых лягушат посреди замерзшего озера на глазах изумленных моржелюдей". Картину повесят в историческом музее и будут водить туда на экскурсии мутировавших школьников будущего: "Как раз это безобразие висело в кабинете у такого-то, когда он принял единственно верное решение и пустил себе пулю в лоб. Вон там в уголке бурые капельки крови". Дети прикусят языки, закусят и снова нальют, а картина тем временем прорастет еще десятком-другим историй. Там будет про деда Мазая и зайцев ("зоологическая вечеринка"), про деда Мороза и Снегурочку ("инцест-пати"), а так же про то, как дядя Степа офигел с пол-оборота ("история из жизни одинокого постового").

2

Hе оскудела рука мамы, пьющей горячую сыновью кровь. Многорукая и тигриноглазая кружилась она по залитой кровью и черной слюной комнате. А глаза безумцев тем временем погасли, так и не закрывшись. Их когточки выскребли в стене огромные выбоины - мама как раз приготовила дрель ужаса, все еще надеясь извлечь сыворотку из детских мозгов, утомленных предсмертием. Аллы пугачевы заплели свои волосы в тысячи косичек, вылезли в окно и, чинно рассевшись на ветке безымянного дерева, коротали время в обсуждении своих бессловесных подробностей и грызении конопляного семени. Аллы плодились как кролики в гробу, их становилось все больше, а мама тем временем забавлялась в дрелью, разбрызгивая капли ужаса из своих ужасных желез. Аллы строили глазки голове санитара, осторожно выбирающейся из тумбочки посредством ушей и языка. А одна, самая странная Алла обернула тельце в обрывок заскорузлого бинта и забавляла товарок рассказами о том, что Дева Мария на самом-то деле зачала Иисуса на одной из чудовищных оргий.