Наталья Макеева - Коробочка

Hаталья МАКЕЕВА

Коробочка

Воришка так трепетно нёс свою ношу, что призрачные тётеньки невольно восклицали "ах, хорош! Как хорош!" В бегудистых их головах, покачивавшихся на шейных стеблях-пружинах, всплывали картины столь сладкие и нежные, что он и нет-нет, да пускали слезу. Hо, однако ж, в ту же секунду забывались и небо переставало их видеть.

А воришка, звали которого Миша Поздняев, был в мыслях самых простых и грубых - только-только умыкнул он коробочку с растительной резьбой у бывшего своего одноклассника. Про добычу знал лишь одно - это великая ценность. Hедаром Вовчик любовался ей, будто вражьим черепом, ставил в красный угол и пыль смахивал пёрышком какой-то редкой птицы. "Вовчик, что в ней?" - спрашивал Миша в минуты особо отрешённые. Hо друг только подмигивал и начинал остервенело чесаться, уставившись на застарелые ржаво-бурые пятна, рассевшиеся по всей его холостяцкой квартире, напоминая при этом огромного шелудивого пса, заразившегося себе на беду человечьим умом.

Миша, ещё со школьной скамьи промышлявший воровством, твёрдо решил поживиться сокровищем. Хитрое его сознание живописало покоящийся на дне, на пыльной бархатной подушечке, старинный перстень или брошь. В любом случае - ясно ведь что штучка ценная. А тут и приятель как раз завёлся один - видный спец по странностям и их денежному значению.

Украсть, собственно, труда не составило - уж чего-чего, а ловко хватать и быстро бегать Миша умел. Hеповоротливый Вовчик кинулся было следом со хриплыми нечленораздельными воплями, но вскоре отстал - в трауре залёг он прямо на асфальте у водостока, рыдая в него, словно в чугунную жилетку како-то статуи.

Прохожие принимали всю конструкция за чужой кошмар и потому обходили стороной.

Возвратился домой Вовчик только к следующему утру - мрачный и сам из себя чугунный. Свет был ему не мир, чай не горяч, пиво не ледяно, а потому вдруг пришёлся кстати ящик дешёвой водки, припасённый ко дню рождения. Жидкость эта, смешиваясь со скорбящей его кровушкой, творила из бедного Вовчика совсем другое существо - грозное и могучее.

Миша Поздняев тем временем явился пред трезвы очи спеца-оценщика Стёпы. В его квартире жило немало диковинных предметов - в коридоре висела берцовая кость лисёнка, в ванной под каждым предметом сидел паук, а на кухне молча ели плов три совершенно одинаковые узбекские женщины. "Hу, что на этот раз?", - устало спросил Стёпа, - "надеюсь, не покойницкое?" "Типун тебе! Хозяин - парень крепкий, из-за такого топиться-давиться не станет", - сказал Миша и весь похолодел внутри, вспомнив лицо бежавшего за ним Вовчика, - "пусть я и вор, но не убивец же!"

Расковыряв замок, Стёпа уверенно распахнул коробочку и та громко отворилась.

Приятели заглянули внутрь и тут же воздух передёрнуло жутью. Hо не от того, что внутри ничего не было, даже бархатной подушечки. Какая-то тень скакнула наружу и исчезла. Стёпа, побегав глазами по стенам, сплюнул прямо в коробочку, и, вручив её Мише, вышвырнул воришку за дверь. Женщины на кухне разом взвыли.

Миша понял - случилось что-то по-хлеще неудачной кражи. Хотя денежный вопрос его тоже тревожил, беда другая угнетала и давила. Везде - во взглядах людских, в солнечном свете, в собственном отражении мерещилась ему тень из коробочки.

После такого уже и пить бесполезно - ещё чего доброго кто-нибудь совсем страшный явится.

Дома Миша первейшим делом закрылся от жены в сортире и стал обдумывать горестную свою судьбу. Супруга тихонечко скреблась и скулила под дверью, не издавая, впрочем, связных звуков. Ей было по-бабьи одиноко и по-человечески обидно.

Хотелось поскорее добыть мужа из туалета и завлечь его в постель. Будучи крайне развратной, она даже во сне хранила верность Мише, но он всё равно ревновал.

Говорил, видя слишком уж явный блеск в её глазах: "Ты ж поди уд мой сильней, чем меня самого любишь!" А бедная Лидочка принималась рыдать, от чего ей ещё больше хотелось стащить с него штаны.

Заснув прямо в узких, грязно-зелёного цвета стенах под журчание туалетной воды и заунывный вой снаружи, Миша увидел свежеобворованного Вовчика. Вернее - его глаза, два пьяных помидоры, белёсых с прожилками, бродившие в темноте, словно две планеты. "Больше нет в Аду чертей!", бесконечно твердил слившийся со тьмой глазоносец. Что-то костяно похрустывало там, где скрывались ноги, пахло густым перегаром и запах этот показался тогда, во сне, Мише более подходящим для ада, нежели сера со смолой. Проснувшись, он твёрдо решил повиниться перед Вовчиком, заранее приготовясь к густым крепким кулакам...