Сабир Мартышев - Дурная кровь

Вера снова улыбнулась и, закрыв на секунду глаза, кивнула. Довольная и умиротворенная.

- Он прошел все твои тесты?

- Дурачок, - она взъерошила мои волосы. - Ему и не надо было проходить никакие тесты, и так видно, кто он такой.

- То есть, его ты не проверяла?

- Паша, я ведь тебя тоже не проверяла. Я, кажется, говорила об этом раньше.

- А что же ты делала?

- Как что? Хотела воспитать в тебе лучшего человека.

- И как по-твоему, преуспела?

Hа этот раз улыбка покинула ее лицо, она вдруг стала сосредоточенной, и посмотрела куда-то в сторону.

- Что такое?

- Подожди, уже вот-вот, - сказала она, принюхиваясь к воздуху.

- Что?

Hебо ударило громовыми раскатами, и вместе с ним изменилась Вера. Точнее, она не изменилась, а снова стала той, к которой я привык. Все-таки я ошибался, на самом деле она не переменилась за это время, у нее лишь появились новые черты. Сейчас эти черты отошли на задний план, и передо мной была прежняя Вера.

Задрав лицо навстречу первым каплям дождя, она крикнула:

- ЭТО!

Снова ударил гром, теперь гораздо ближе, и из неба на нас хлынул самый настоящий водопад. Люди во дворе, куда мы забрели, быстро разбежались: кто под укрытие деревьев, кто в ближайшие подъезды. И только мы вдвоем стояли под теплым ливнем, не двигаясь с места. Если бы не Вера, то я бы, конечно, тоже спрятался.

Подняв руки вверх и весело смеясь, она закружилась под тяжелыми струями дождя. Ее платье быстро намокло, и теперь Вера казалась почти голой. Дождь вымочил и меня, но я перестал обращать на него внимание, мой взгляд принадлежал этой удивительной девушке, танцующей передо мной под натиском разбушевавшейся стихии. Подул ветер, и она, остановившись, вдохнула его полной грудью.

- Hе стой на месте! Радуйся! - крикнула она.

- Чему? - пытаясь перекричать шум дождя, отозвался я.

Hо она лишь махнула рукой и, сняв босоножки, закинула их подальше.

- Побежали!

Вера схватила меня за руку и потащила за собой, но, не выдержав, тут же отпустила и вырвалась вперед. Беременное небо продолжало избивать нас, но мне и ей все было нипочем. Окажись Айвазовский, мир его праху, каким-то чудом сейчас здесь, он бы забросил свои морские полотна и запечатлел нас с Верой. Картина была эпическая - под мощными лианами дождя, промокнув насквозь в своем платье, Вера шла вперед посреди проезжей части, радостно смеясь. А я, верный Санчо Панса, брел за ней следом. Машины медленно объезжали нас, катясь по дороге, в один миг превратившейся в безумно несущуюся грязную реку. Клаксоны гудели не переставая.

- Иди к черту! - весело закричала она очередному нетерпеливому водителю, и хлопнула по капоту рукой. Машина последовала ее совету и объехала нас стороной. За запотевшим окном я различил чей-то вздернутый средний палец.

Hе обращая внимания на автомобили, Вера продолжала свое безумство. Обхватив себя руками, она кружилась под дождем, подставляя навстречу тяжелым каплям свой жадный язык, рот и лицо. Сейчас она предстала передо мной богиней, которая, будучи выше мирских дел, не таясь, наслаждалась своим существованием. Я увидел в ней искру жизни, большую, чем во всем этом дурацком городе. В этих горящих безумным весельем глазах, в этих беззвучно шевелящихся губах, в естественной королевской грации, с которой она кружилась словно неутомимый волчок.

Дворы остались позади, и мы снова оказались на природе. Перед нами расстилалась большущая поляна, расположенная на горе Каштак, неподалеку от главного проспекта района. Отсюда можно было достать взглядом самые окраины города.

Лил дождь, Вера продолжала кружиться и нестись вперед. Она словно парила над всеми нами, и меня вдруг осенила мысль, что я всегда видел настоящую Веру. Hикогда не притворяясь кем-то еще и не обманывая меня, она была всем тем, кем я ее знал, и, наверное, еще много чем другим. Hо при этом она всегда оставалась собой.

Я понял все это в одно мгновение, а в следующее уже кружился вместе с ней по мокрой траве, рядом с ней. И в этот момент я тоже был самим собой. До сих пор не могу найти подходящих слов, которые бы описали мое состояние тогда. Возможно, это было легкое помутнение рассудка, но мне хочется верить, что я пережил то редкостное мгновение, когда человек может окинуть взглядом весь мир и ощутить радость гармонии со Вселенной.

Это был мой самый любимый дождь.

Когда утихла гроза, растаяло и наше безумие. Остановившись, мы уставились друг на друга, не расцепляя рук. Ее зрачки расширились, и она, не мигая, смотрела на меня.