Алекс Мустейкис: Миражи, Третье тысячелетие

В тишине гулко гремит замок, слышен скрип открываемой двери. Девочка поспешно вскакивает, отбегает в сторону от прорезавшейся в темноте полоске звездного света из-за приоткрытой двери. Осторожный шепот произносит:

- Иди сюда, девочка! Не бойся!

И девочка входит в большую комнату, освещенную через заложенное кирпичами до середины окно призрачным светом звезд. Около одной из стен стоит старик, одетый в непонятного покроя белую, ниспадающую одежду. У него длинная седая борода и слегка растрепанные остатки седых волос вокруг лысины. Он стоит спиной к окну, и его лицо рассмотреть не удается.

- Вы кто? - спрашивает девочка. Эхо долго звучит в пустой комнате с высоким потолком, и девочка уже шепотом продолжает:

- Вы здесь... живете?

- Да, - негромко отвечает старик.

- И вы здесь долго живете?

- Да. Очень долго. Всю жизнь.

- Тогда... Тогда почему здесь так темно? - спрашивает она чуть громче, но потом вновь переходит на шепот. - Почему запрещен свет?

Старик неуверенно подходит к окну и кладет руку на кирпич.

- Это было давно, девочка... Тогда еще было светло. А может быть, только казалось. Но все говорили, что с тьмой покончено. Что ее нет.

- Тогда был день, да?

- Не знаю, и - не помню. Может, и день. Может, здания не закрывали солнце. Может, светили фонари или луна... Может, может... Да и какая разница?

- А что было потом?

- Потом... Потом убрали все уличные фонари. Ведь они не нужны, раз нет темноты. Людей заставляли выбрасывать на свалки все лампочки, фонарики... Даже спички.

- И настал день, когда дома заслонили свет?

За окном слышен лязг проезжающего броневика. Он, видимо, проезжает по соседней улице. Затем - далекий грохот обрушившейся стены.

- Тогда признавали свет, - продолжает старик. - И говорили, что на улицах светло, что все в норме, что света даже становится все больше и больше. Как бы ни было на самом деле. А дальше... что-то случилось. Что-то изменилось там... - он делает неопределенный жест рукой, - и признали, что вокруг темно. И что света никогда не было. И не должно быть. Что ничего не менялось. А впрочем... - он задумывается, - так оно и было. Ничего не менялось... Все те же заверения в порядке. Но во тьме... он вдруг замолкает.

- Что - во тьме? - спрашивает девочка.

- Во тьме легче обманывать людей.

- А что же сами люди? Они же видели, что их обманывают? Как можно им самим перепутать тьму и свет?

- Кто-то действительно путал. Кто-то не обращал внимания. Считал, что это не его дело. Кое-кому было удобнее в темноте самому обманывать понемногу. Ну, и кое-кто действительно видел. Люди ведь разные.

Он недолго молчит. В тишине - далекий лязг броневика.

- Всех этих обманщиков нужно немедленно прогнать из города. Которые все запрещают, - решительно говорит девочка.

- Сейчас они тоже ничего не видят в темноте. Тоже обмануты. Все не так просто.

- Просто, - возражает девочка.

Старик поворачивает к ней свое лицо. Свет звезд, падающий в щель окна, освещает его глаза. Видно, что старик слеп. Девочка поражена. Она отступает назад и прижимается к стене.

- Да, - говорит старик, - тех, кто может видеть при свете звезд и не молчит при этом, ждет такая участь. Поверь, она еще не самая страшная.

Где-то далеко гремит броневик. Старик медленно отходит к противоположной стене. На ней еле-еле просматриваются неопределенные, размытые разводы. Старик ощупывает стену.

- Если бы я только мог видеть! - устало произносит он. На этой картине нарисовано прекрасное и гармоничное государство света. Я сам рисовал эту картину... Как давно это было! Если бы я видел, я бы рассказал людям про нее. Ведь они еще могут слышать! - В его голосе прорезывается металл. - И они бы поняли, чего лишены, и я бы поднял их и повел на поиски этой чудесной страны! Но мне осталось только одно зрение - зрение памяти. Как жаль, что я помню только отдельные ее краски!

Девочка молча глядит на старика, испуганно прижавшись к стене. Лязг броневика все громче. Старик прислушивается.

- Вот! Вот кто хозяин положения! Вот кому никогда не понадобится свет - ведь броневики не выбирают дороги! Но меня пугает одно...

Он опирается одной рукой о стену, его голос звучит все громче на фоне нарастающего лязганья.

- Но ведь когда-то будет рассвет! Я не верю, что они остановят солнце! Сколько людей увидят свет! И сколько людей будет ослеплено в тот час, чтобы сохранить спокойствие! И они будут стрелять, как стреляют сейчас в тех, кто способен видеть при вспышках выстрелов! И настанет миг, когда останется только одна надежда! Только один свет, льющийся с небес, только один огонь! И этот огонь увидят даже слепые...