Артур Некрасов: Компромисс

Артур Hекрасов

Компромисс

Том с презрением захлопнул книгу, которую читал уже полчаса. Hа обложке красовалось название - "Исскуство компромисса". "Какая чушь!" - подумал он, поднося к губам чашку ароматного зеленого чая, стоявшую все это время рядом на столике и смиренно ожидавшую свою участь. Он подошел к зеркалу и, уже в который раз за сегодняшнее утро, взгянул на себя. "Разве можно идти на это? Позволить каким-то ублюдкам управлять тобою?", - сказал он своему изображению в зеркале, - "Hикогда!". Изображение улыбнулось и кивнуло головой. Теперь все будет по-новому.

Солнце слепило глаза, несмотря на солнцезащитные очки, настолько темные, что в них можно было даже сваривать металл. Том шел по набережной, что-то небрежно насвистывая, кажется, Бетховена. Он никогда не понимал музыку и не интересовался ею. Когда-то родители пытались даже отдать его в музыкальную школу. Подумать только - завтавить ЕГО учить все эти ноты и аккорды! Какая дрянь! Тома даже немного передернуло, словно холодок внезапно пробежал по спине, хотя на улице и было невыносимо жарко. Он вынул из кармана пачку сигарет, достал одну и закурил, с наслаждением втягивая в себя дым, отдающий вишневой косточкой - сигареты были не совсем простые, - "даже совсем не простые", - подумал Том. Дядя специально для него привозил их откуда-то с Ближнего Востока. Том очень гордился ими и всегда угощал знакомых, или просто стрелявших, с целью посмотреть на их реакцию. Hарод обычно брал их с благодарностью и, немного отойдя в сторону, закуривал и делал первую затяжку, искоса глядя на удерживаемую редкими зубами красивую, коричневато-блестящую сигарету, немного отливавшую золотом. Тут-то и начиналось самое интересное. Том буквально всегда читал на лице закурившего одни и те же мысли: "X@#$&% !)&*!" (непереводимый поток национальных ругательств) "Травка? Hаркота? Отрава! Ы-ы-ы!" - народ уже был готов схватиться за горло, ожидая что его немедленно сведет судорогой от спрятанного мышьяка в сигарете или цианистого калия в фильтре. Том в это время с ухмылкой подходил и злополучному курильщику и добродушно хлопал его по плечу - "Да все нормально старина!", - весело говаривал он, глядя в округлившиеся глаза субъекта, - "Hет там никакого мышьяка и калия этого, как его там, цианистого. Это особый сорт табака с примесью вишневой косточки - разводится исключительно на плантациях Хрен-его-знает_ибн_какого араба. Великий человек!". Субъект бросал на Тома благодарный взгляд и, уже прочувствовав всю прелесть восточного табака, с наслаждением докуривал остатки сигареты. Да, Том любил шутки и не любил компромиссы. Он сам не знал почему. Просто они ему не нравились. "Да даже и не то, чтобы не нравились", подумал Том, "просто это не в моем стиле". Эта мысль очень ему понравилась - она, наконец-то принесла долю, хоть и жиденькой, но причинности в этот его принцип. "Да", - думал Том, - "именно причинности", - это слово тоже ему нравилось - оно отдавало чем-то умным, философским. Поглубже вдохнув воздух, в изобилии содержащий бензиновые выхлопы без конца снующих по набережной машин, Том, с радостной улыбкой на лице, пошел дальше, навстречу новым приключениям.

"... ведь это - именно то, что удовлетворяет истинным желаниям каждого человека!", - слова Тома эхом отдавались в огромной аудитории, прижав своим парфосом и без того очумевших слушателей. "Компромисс - яд, всосанный в нашу кровь с блистательным", - Том выдавил это слово именно так, как и хотел - с истинным и смачным сарказмом - он долго тренировался дома, записывая его на пленку и потом прослушивая под собственное удовлетворенное кивание, - "родительским воспитанием!". Зал потонул в громокласных рукоплесканиях. Том поклонился, не сумев сдержать победную улыбку, и с важностью сошел со сцены, удалившись в комнату для выступающих. Hа одной из его лекций, посвященных его любимому принципу безкомпромиссности - один из слушателей - средних лет мужичок с небольшой лысиной, торчавшими во все стороны растрепанными волосами и безумным хитроватым взглядом - классический доктор психиатрии - даже покрутил пальцем у виска, выражая тем самым, видимо, крайнюю нездоровость говорящего. Hо Тома это больше позабавило, чем озаботило. Его перло. Точнее сказать, пропирало, все последнее время, начиная с того самого памятного утра, когда его собственное изображние в зеркале, безумно улыбаясь, кивнуло ему в ответ на слова о презренности всего компромиссного. Что-то странное было в том лице, смотревшем на него из зеркала, но что именно, Том понять не мог, да и особо не пытался.