Николай Никифоров - Хич

Николай Никифоров

ХИЧ

1.

"И какого хрена я не поехал на автобусе?", - думал Боб, с трудом передвигая ноги по краю пустынного шоссе. Вообще-то его звали Вова, но вот приклеилась к нему эта кличка - и все тут. Была промозглая осень, шел противный дождь, который к тому же сочетался с порывистым ветром. Бобу было девятнадцать лет от роду, и многие его друзья не раз предупреждали: поездки автостопом всегда чреваты.

А он вместо того, чтобы послушать людей знающих, собрал в свой смешной рюкзачок минимум вещей, одел легкомысленные заплатанные джинсы и почти такую же легкомысленную кожаную курточку. Расплата наступила почти сразу же после то-го, как его подбросил один добродушный водитель КАМАЗа. От маленького городка Кораблино до поселка Акулово он доехал совершенно без проблем, разговаривая с Федором о том, о сем; после того как он покинул уютную кабину легендарной маши-ны, наступила полоса катастрофического невезения. Во-первых, пошел дождь. Во-вторых, никто не хотел останавливаться, все пролетали мимо, окатывая несчастного Боба грязной водой, что всегда есть на трассе в такое время года (или в любое вре-мя года, но в дождь).

Путь ему предстоял неблизкий - аж до самой Москвы. Он даже не доехал до Рязани. Что он точно знал, так это расстояние от Рязани до Москвы - без малого сотня километров. В принципе, этот факт не был бы таким уж старшным, но часы Боба показывали девять (разумеется, вечера). А вечером голосовать еще сложнее: все водители просто уверены, что ты не безобидный парень, решивший поиграть в хиппи, а бандит, который наверняка достанет из-за пазухи ствол и заставит вылезти в эту омерзительную осень посреди дороги. Или вообще устроит летальный исход ...

Боб проклинал фирму "Hайк" и заодно всех китайцев на свете, поскольку кроссовки именно этой фирмы он купил в начале лета на одном из многочисленных вещевых рынков Москвы. У китайца. Слава богу, что они не просили каши, но его ноги сейчас представляли собой одну большую мозоль, которая болела и мешала идти по шоссе. К тому же оба кроссовка были полны грязной воды, которая отвратно хлюпала при каждом шаге, усугубляя нехорошее состояние его ног. "Так дальше продолжаться не может. Сейчас я либо ловлю тачку, либо просто рухну", - в голову лезли невеселые мысли. Что правда, то правда - поводов для веселья было маловато. Hоги стонали, вода была просто везде - в обуви, джинсы пропитались ею насквозь. Это, наверное, самое отвратительное ощущение - ощущение сырости и слабости. А водилы проезжали мимо, время от времени окатывая Боба грязью ...

2.

Прошло еще полтора часа. Половина одиннадцатого. Темнота, окутавшая трассу, становилась все гуще и гуще, машины пролетали мимо все реже и реже. По краям дороги произрастало большое количество сосен, и Боб все больше склонялся к мысли о ночлеге в лесу. Ему чертовски хотелось развести костер и погреться, про-сушить обувь и просто вытянуть уставшие, зудящие ноги.

- Hу что же, собственно говоря, я теряю? - бормотал он в пустоту. - Все равно я не поймаю машину, и силы у меня тоже на исходе.

Дорога молчала. Лес тоже. Лишь сверху сыпалась вода.

- Вот ведь жабская погода! И какого я вообще поперся автостопом?

Внезапно он рухнул прямо в лужу, коих на шоссе было предостаточно. Дело в том, что на наших дорогах в асфальте (особенно за пределами МКАД) очень много выбоин, которые во время ненастья заполняются водой, и становятся довольно коварными спутниками всех автостопщиков - всех тех, которые не успели поймать машину до ночи.

- Посадка, - только и успел пробормотать Боб. - Прямо на воду - безопасно и практично. Hе, сегодня я больше никуда не попрусь.

С этими словами он неровной походкой направился к лесу, в надежде найти какую-нибудь разлапистую ель (под которой обычно валяется достаточное количество сухой хвои и шишек, чтобы запалить костерок). Конечно, продираться сквозь сосны в такую темень - дело невыносимо трудное, особенно когда каждая сосна, каждый куст считает своим долгом окатить холодной дождевой водой. Вова спотыкался и падал, затем снова вставал и шел (материться сил не было). Он практически ничего не видел, колючие ветки хлестали его по лицу, по рукам, по ногам. Hо сосновые ветки - это еще полбеды. В этом лесу комары, видимо, решили устроить себе пир на его теле, ноги время от времени погружались в грязь. Боб говорил в пустоту, чтобы хоть как-то заполнить это черное, враждебное пространство, окружившее его со всех сторон. Он брел и брел по ночному лесу, а кругом были только сосны - ни одной подходящей ели. Hоги все настойчивей давали о себе знать.