разные - Эпоха катастроф

Заключенные были загнаны в носовой трюм, куда обычно грузился уголь. Собственно, настоящими заключенными называть этих людей было бы неправильно. Всех их везли либо на волю (таких было большинство), либо на пересмотр дела («пересуд») или же на работу в «шараги». Это было нормальной практикой. К примеру, в последнем рейсе «Индигирки» ее «пассажиром» должен был стать зек С. П. Королев — будущий конструктор ракет… В любом случае, куда бы не везли заключенных, пусть даже бывших, их местом был вонючий трюм, а охрана по-прежнему не спускала с них глаз.

Итак, ночью с 11 на 12 ноября «Индигирка» шла полным ходом во Владивосток. Погода стояла ужасная: шел густой снег, палуба покрылась сплошным льдом, волны валяли пароход с борта на борт. Матросы очистили от угла часть палубы, спрятанной под навесом, и женщины с детьми (среди которых были и грудные) перебрались туда. Как себя чувствовали запертые в трюмах люди, можно было только догадываться.

Примерно в четыре утра со стороны носа раздался страшный удар и скрежет: заблудившись в снежной буре, штурман «Индигирки» посадил судно на подводные камни Тоддо в проливе Лаперуза. От удара несколько десятков пассажиров сразу же оказались за бортом в ледяной воде — больше их никто никогда не видел. Машины резко замолчали — винт заклинило в рулевой раме. За десять минут вода в трюмах поднялась на полтора метра. Только в последний момент механики успели стравить пар, предотвращая взрыв котлов…

А в это время на палубе царила паника. Как уже говорилось, пароход не был предназначен для перевозки людей, а потому средств для спасения на всех просто не хватало. Люди метались с борта на борт, давя друг друга и скатываясь по все больше наклоняющейся палубе в воду. Капитан отдал команду одному из охранников срочно выводить бывших зеков из трюма, но тот, то ли с перепугу, то ли от ужаса перед грядущей ответственностью, начал палить из винтовки по пытавшимся вылезти из трюма людям. Через несколько минут, так и не очнувшись от своего кошмара, этот охранник застрелился.

Пока охранник в панике предотвращал, как ему казалось, возможный «побег», пока из других трюмов неслись беспорядочные выстрелы и крики, восемь членов команды и двое пассажиров самовольно спустили шлюпку с правого борта и, перерезав фалины, исчезли в темноте. Из десятерых, похитивших шлюпку, до берега добрались только пятеро…

13 декабря в полдень к завалившейся на правый борт «Индигирке» подошел японский пароход «Карафуто-Мару» и еще два японских судна поменьше. Они сняли оставшихся в живых пассажиров и матросов. Однако в трюмах еще оставались люди (около двухсот человек), которые просто не могли выбраться наверх — люки были залиты водой. Только 16 декабря, через три дня после трагедии, японские власти смогли разрезать борта судна и извлечь еще двадцать семь чудом оставшихся в живых бывших зеков. Остальные умерли от переохлаждения, либо погибли, пытаясь поднырнуть под затопленные люки, либо просто покончили с собой, перерезав себе вены…

Всех спасенных японцы высадили на остров Хоккайдо, до которого было около полутора километров, а затем перевезли в порт Отару, где поселили в отдельно стоящем доме. Туда сразу же наведался советский консул Тихонов и дал четкие указания: все документы, партийные и комсомольские билеты уничтожить, чтобы при обыске они японцам в руки не попали. Многие так и сделали, но некоторые умудрились просто спрятать документы, благо японцы обыскивали не очень тщательно. Заключенным консул велел, чтобы они представлялись рабочими «Дальрыбопродукта»; на вопросы старались не отвечать, будут предлагать сигареты — не брать, а то останутся отпечатки пальцев и будут неприятности. Все прекрасно понимали, о каких возможных, вовсе не со стороны японцев, «неприятностях» идет речь, и боялись даже пошевелиться лишний раз.

Вскоре в японский порт прибыл пароход «Ильич», чтобы забрать пострадавших. Тарабанько вспоминает: «Утром нас посадили в несколько автобусов и большой колонной мы медленно проехали по улицам города. Автобусы проходили мимо магазинов, в витринах которых были мясные туши, окорока, колбасы, бананы, груши.

Уже потом на «Ильиче» один из работников торгпредства говорил: «Японцы, негодяи, устроили специально такую выставку. Сами голодные, рис по крупинкам делят. А эти продукты из Токио привезли»». Но людей мало интересовала как японская «пропаганда», так и советская «контрпропаганда», все думали только о том, что скоро будут дома.