Александр Окороков - Сокровища на дне

В 1947 году в прибрежной части бухты обнаружили развалины древней стены, уходившей под воду, а в ее нише — клад старинных монет. Но только в 1960-х годах в водах бухты Тихой в заливе Брено начались подводно-археологические исследования. Их возглавил бывший морской пехотинец и страстный любитель подводного плавания австралиец Тэд Фалькон-Баркер. В результате работ с использованием грунтососа на дне бухты были найдены остатки стен и фундаментов зданий. Несмотря на почти «нулевую» видимость под водой, удалось провести детальные обмеры этих сооружений, составить план затонувшей части города: его внешние стены простирались метров на 50 от берега и уходили на глубину до 15 метров. «Всего нам удалось найти одиннадцать стен. Кое-где они опирались на ложе из темно-серой глины, прикрытое местами лишь тонким слоем песка, — рассказывает Фалькон-Баркер в книге «1600 лет под водой». — Другая наша группа исследовала дно неподалеку от того места, где мы выкопали свою самую первую, пробную траншею. Они тоже нашли три стены, которые как будто бы составляли стены одного дома. Одна из них расположилась с востока на запад, зато две другие — с севера на юг. Чем больше расширялся район исследований, тем яснее становилось, что вся эта площадь была когда-то тесно застроена зданиями, которые начинались сразу же за городскими воротами».

Раскопки под водой показали, что основная территория города находится не в земле, а под водой. Удалось установить и дату катастрофы, в результате которой Эпидавр Иллирийский ушел на дно залива Брено.

Кроме стен строений древнего города, экспедицией были также найдены и обследованы остатки мощенных камнем дорог, место древней якорной стоянки и останки греческого корабля, затонувшего в бухте Тихой. Вот как пишет об этой находке Фалькон-Баркер:

«…Вода была прозрачной, и с высоты метров в шесть на дне довольно ясно проступили очертания старинного корабля: длинный ряд камней — балласт, сложенный некогда в трюме, и амфоры у каждого борта. Бел (жена Теда. — А. О.) нашла приземистый глиняный кувшин примерно пятидесяти сантиметров в ширину и сантиметров десяти в высоту, слегка похожий на современную салатницу… Я решил осмотреть то, что мне казалось носовой частью корабля, поскольку она была расположена ближе к берегу. Мы медленно плыли в полутора метрах друг от друга. Миновав последнюю амфору, двинулись вдоль оголенного дна — метр, пять, десять. Вот Джордж (один из участников экспедиции. —А. О.) приостановился и ухватился за что-то руками. Я придвинулся к нему. На глубине нескольких сантиметров в грязевом слое прощупывался какой-то предмет, квадратной формы и довольно тяжелый по весу.

Не было видно ни зги, облако грязи окутало нас целиком. Держа одной рукой находку, другой мы раскапывали грязь, теперь все равно нам уже нечего терять. Стало ясно, что мы нашли плиту из камня или железа. Над поверхностью грязи она возвышалась сантиметров на семьдесят. И вдруг под рукой — квадратное отверстие в плите. Теперь я знал, что это такое — якорный шток, мы нашли один из якорей греческого судна. Несколько минут, чтобы закрепить воздушные мешки, и вот мы медленно всплыли над грязью со своей добычей. Я поскоблил ее ножом — свинец».

Исследования группы Т. Фалькон-Баркера в Цавтате длились четыре месяца. За это время семнадцать участников экспедиции совершили 1685 погружений. Было поднято на борт 357 различных артефактов, главным образом целых амфор и их фрагментов, украшений, предметов быта, черепицы, датируемой 30 годом с надписью «Пансиана», а также несколько десятков монет и осколков мозаики. Среди них монета из Ликии примерно 400 года с изображением головы легионера в шлеме, монеты из Афин и Сиракуз.

В этот июньский день 1692 года солнце над Ямайкой приближалось к зениту, и город Порт-Ройял, расположенный на длинной песчаной косе, грелся в сонливой жаре Карибского моря. На улицах города было душно и жарко, небо было безоблачным и море гладким, как зеркало. Погода тревожно действовала на многих горожан. Со времени основания города подземные толчки отмечались почти ежегодно. И каждый раз они случались именно в жаркую и безветренную погоду. Жители привыкли к ним, и, казалось, ничто не могло нарушить обычный ритм жизни его обитателей.