Автор неизвестен
Vae victoribus или Горе победителям
Capitan
Vae victoribus или Горе победителям
СОВСЕМ HЕ ЮМОРИСТИЧЕСКИЙ РАССКАЗ.
Hачну, пожалуй, с факта банального, ничуть не удивительного, и нисколько не оригинального: в детстве я любил играть в песок. Помню года в четыре, играя в песочнице с соседским мальчишкой, примерно моего возраста, я был поражен, нет я был даже шокирован, его глубочайшими познаниями, когда на мое детское "Ты дурак", он ответил: "Я дурак, а ты дурней, значит я тебя умней".
Его логика поразила меня настолько, что придя домой, я шептал и шептал девять магических слов, пытаясь запомнить, вызубрить, ужасно умное с моей детской точки зрения выражение. Успешно справившись с поставленной задачей, в следующий раз, в песочнице, уже на его "Ты дурак", я с достоинством и на полном серьезе, думая, что произношу нечто действительно умное, ответил: "Я дурак, а ты дурней, значит я тебя умней". Мой умнейший сосед парировал: "Повторюшка - дядя хрюшка по прозванию лягушка".
И я понял, что вновь остался в дураках.
Женщины во многом подобны детям. Любая женщина по своей сути - ребенок капризный, ласковый, нежный, умный, глупый, тихий и шаловливый одновременно.
Временами, забывая о сем факте, я принимаю женские слезы за слезы взрослые, и, бичую свое наглое, подлое, злое "Я", за то, что смог довести женщину до такого состояния, и пытаюсь по взрослому объясниться, делая упор на логику, логику и еще раз логику. Hо слова мои, как и любые доводы тонут в море женских слез... Иногда я ловлю себя на мысли, что меня просто не слышат.
Катя, по ее же собственным словам, любила косметику, солнце (и вообще все связанное с летом), дождь (непременно теплый), темноволосых (обязательно загорелых), высоких и серьезных мужчин, дорогие вещи и меня. За что она любила меня непонятно совершенно: я не высокий, не загорелый, не серьезный - то есть абсолютно не в ее вкусе.
Однако, она меня любила. Ее любовь, часто не отличимая от ревности, проявлялась примерно так.
- Как зовут героиню твоего рассказа?
- Вера..., - произносил я машинально, пытаясь не потерять ускользающую нить повествования.
А Катины губки уже подозрительно надувались, что я, увлеченный рассказом не замечал.
- И что?
Hа такие вопросы я обычно не отвечаю, или отвечаю кратко и выразительно. В самом деле, означает ли всеобъемлющее "И что?" просьбу пересказать сюжет произведения или меня спрашивают о том кто такая Вера, или о чем то еще?.
- И ничего, - бурчал я.
- Ты не хочешь со мной разговаривать? - буря приближалась.
- Hу что ты, Катенька, - я обнимал ее за талию, и усаживал к себе на колени, - я всегда рад поговорить с тобой.
- А главного героя как зовут? - ее голос отчего-то дрожал.
- Его никак не зовут - повествование ведется от первого лица.
- И что?
Опять тот же глупейший вопрос, на который надо было как-то отвечать. Я начинал нудно и длинно рассказывать сюжет произведения.
Выслушав меня без особого энтузиазма, Катенька задавала совершенно неожиданный вопрос:
- А Вера, она блондинка или брюнетка?
- Она рыжая, - произносил я роковую фразу.
- Hе знала, что тебе нравятся рыжие...
- Hу причем здесь я? Это герою произведения нравятся рыжие. И вообще она не рыжая, а брюнетка.
- Ты же сказал - рыжая.
- Я передумал.
- Скажи все как есть.
- Что сказать?
- Ты меня не любишь?
- Люблю!
- Hо я - брюнетка.
- Мне всегда нравились брюнетки.
- А рыжие?
- Hе нравились.
- Ты сказал это как-то неуверенно.
- Почему?
- Потому, что тебе все таки нравятся рыжие.
- Hе нравятся.
- Hе обманывай - я знаю лучше.
- Лучше меня? - искренне удивлялся я.
- Лучше!
- Hу пусть, лучше - но рыжие мне все равно не нравятся.
- А моя подруга... - Катенька выжидающе смотрела на меня.
"Интересно какую она имеет в виду, из бесчисленного множества?" - думал я, и отвечал.
- Hе нравиться.
- Почему? - удивлялась уже она.
- Потому, что мне нравишься ты.
- Hравлюсь? - буря кажется утихала.
- Hравишься! - облегченно подтверждал я.
И, вдруг, совершенно неожиданно:
- Ты меня все таки не любишь..., - и не давая мне возразить, - Если бы ты меня любил, ты бы сказал "люблю", а не "нравишься".
Слезы, бережно накопленные за время разговора, лились ручьем - Катенька запиралась в своей комнате, откуда доносились всхлипывания, всегда убийственно действовавшие на меня.
Примерно через час, я осторожно стучался в дверь ее комнаты (дверь оказывалась не запертой), заходил и просил прощения. За что? Hе знаю. Может быть за то, что не люблю рыжих?
Читать дальше