Сергей Романов - Не матом едины

"Интересно, - старается про себя угадать Машка, - донесет он сегодня яйца до дома или все расквасит и останется без яичницы. Вот, сумку с бутылкой водки как бережно держит, а корзинка с яйцами летает вверх-вниз. Яйца ему, видимо, нисколько не жалко... Разобьет или не разобьет?

Машка загадывает желание: если "генерал" поскользнется и разобьет хоть одно яйцо, то она купит себе мороженое. Если дойдет до троллейбусной остановки, которая находится внизу склона, без падений, с сегодняшнего дня садится на диету.

"Генерал широко расставив ноги заскользил вниз. Вот-вот грохнется. Или всем своим генеральским весом налетит на идущего впереди пешехода. Машка даже напряглась и прищурилась, какой путь выберет "генерал": собьет с ног впереди идущего или...

Она, на секунду потеряв осторожность, поскользнулась, упала на коленки и, разгоняясь, покатилась вслед за мужиком в каракулевом воротнике и папахе. Врезалась со всего маху. Первым делом посмотрела на коленки - и на той и на другой ногах колготки были порваны.

Машка шмыгнула носом и подняла глаза. Перед ней на снегу сидел мужик в каракулевом воротнике. Растерянно оглядывался. Он был молод и далеко не с генеральским лицом.

- Я вас не ушибла каблуками-то? - спросила Машка, догадываясь, что мужик ищет свою каракулевую шапку.

- Ерунда! - ответил он, даже не взглянув на нее. Подобрал со льда пакет.

Машка, забыв о порванный колготках, вспомнила о своей загадке. Так что садиться на диету или в кафе - есть мороженое.

- Я вам не в яйца въехала? Не разбились?

- Чего-о? - впервые посмотрел на неё мужик.

- Как ваши яйца-то? Все целы?

- Вам-то какое дело до моих яиц! - он стряхнул снег с колен, поднял беличью шапку и водрузил её на голову. В матовом целлофановом пакете лежали книги с красочными обложками.

- И, правда, мне до ваших... этих... никакого дела нет.

Она, все ещё сидя на коленях, смотрела вниз. "Генерал" в каракулевом воротнике и папахе с корзинкой и сумкой в руках благополучно съехал вниз и теперь дожидался троллейбуса.

Машка закрыла лицо руками и затряслась от смеха. "Боже мой, стараясь подавить в себе стыд и хохот, - думала она, - Я же совсем другие яйца имела в виду.

Она отняла ладони от глаз. Парень протягивал ей руку.

- Ну, поднимайтесь, поднимайтесь. Застудитесь.

- Машка дала себя поднять.

- Извините, я не ваши яйца имела в виду. То есть... Что я говорю...Я про куриные. - Машкино лицо раскраснелось.

- Я понял. С куриными тоже все в порядке. - Весело засмеялся парень и предложил, - Хотите зайдем в кафе?

2000 г.

ПРОИЗВОЛ

Всегда неунывающий Михаил Васильевич, а для кого просто дядя Миша, умер. Весть эту, совершенно неожиданную, в конструкторское бюро принес какой-то странный тип, источавший запах городской свалки.

- Савельев умер, - негромко прохрипел незнакомец в осеннем полупальто непонятного темного цвета и вязаной красной шапочке.

- Иди, иди откуда пришел, - грозно сказал типу начальник конструкторского бюро, старый товарищ дяди Миши Владилен Петрович.

Но тип ничуть не испугался и даже не шелохнулся, а, продолжая оставаться у порога, ещё раз прохрипел:

- Ваш Савельев Михаил Петрович скончался в два часа ночи в обезьяннике милицейского отделения номер 29.

Теперь уже саркастическая улыбка так и застыла на лице Владилена. Слова неприятного типа дышали истиной.

- Откуда тебе знать? Ты кто ему, племянник? И почему сюда пришел, а не сразу домой к Савельеву?

Тип небрежно осмотрел помещение конструкторского бюро и сделал несколько движений челюстями, будто сглатывал слюну.

- Я не знаю, где живет ваш Савельев. А вот дежурному по отделению при допросе он сообщал, что является ведущим конструктором и работает по этому адресу. Между прочим вашего конструктора задержали за нецензурную брань в общественном месте.

- Дядю Мишу? За брань? - младший научный сотрудник Элочка Векшина сделала попытку рассмеяться.

У всех сотрудников бюро на лицах также отразилось неподдельное недоумение.

- За какую такую нецензурную брать? - взял опять допрос в свои руки Владилен Петрович.

- Ругался матом. Бляха-муха говорил в метрополитене при всем честном народе.

Тип тяжело вобрал в себя воздух, как будто собирался нырять на большую глубину, затем вытянув губы трубочкой, долго выдыхал его в свежую проветренную комнату. Наконец он добился своего. Его усадили на стул, налили полстакана коньяку, Элочка протянула бутерброд со шпротами. Тип, казалось, понимал толк в хорошем коньяке и пил его мелкими глотками.